— Я ведь говорил! — закричал из кармана бык; даже в ярости Норман отчетливо слышал каждое его слово. — Я тебе говорил, верно? Так вот чему научили ее подруги! Замечательно! Великолепно!
— Я убью тебя, сучье отродье, — прошипел он в невидимое ухо мужчины — дружка Роуз, — прижимая его спиной к стене вестибюля. — И жаль, что Бог не позволит мне убить тебя дважды.
Он вцепился в горло Билла Штайнера и сжал пальцы.
— Норман! — закричала из темноты Рози. — Норман, отпусти его!
Рука Билла, легонько прикасавшаяся к ее локтю с того момента, когда она вытащила ключ из замочной скважины входной двери, неожиданно исчезла. В темноте она услышала торопливые шаги — топот. Затем раздался более тяжелый стук тела, ударившегося о стену.
— Я убью тебя, сучье отродье, — прозвучал в темноте зловещий шепот. — И жаль, что Бог не позволит мне…
«Убить тебя дважды», — закончила она мысленно фразу, прежде чем он произнес эти слова вслух; одна из любимых угроз Нормана. Он часто выкрикивал ее в адрес футбольного судьи, когда тот давал свисток не в пользу «Янки», любимой команды Нормана, или же в спину водителя, подрезающего его на повороте. «Жаль, что Бог не позволит мне убить тебя дважды». А потом она услышала сдавленный булькающий хрип, и это, конечно же, Билл. Билл, из которого мощные и безжалостные руки Нормана выдавливают жизнь. Вместо ужаса, который он внушал ей всегда, Рози ощутила прилив яростной ненависти, точно такой же, как и в машине Хейла, а затем в полицейском участке. В этот раз ненависть едва не затопила ее.
— Отпусти его, Норман! — закричала она. — Убери от него свои паршивые лапы!
— Заткнись, проститутка! — прозвучало в ответ из темноты, однако в голосе Нормана она явственно уловила не только злость, но и удивление. До этой секунды она ни разу не приказывала ему — ни разу за все время супружеской жизни — и не говорила с ним таким тоном. И еще кое-что — она ощутила слабое тепло на руке чуть выше того места, к которому прикасался Билл. Браслет. Золотой браслет, который подарила ей женщина в мареновом хитоне. И мысленно Рози услышала ее властное повеление: «Прекрати свое жалкое овечье блеяние, женщина!»
— Отпусти его, я тебя предупреждаю! — закричала она Норману и зашагала к тому месту, откуда слышались сдавленный хрип и тяжелое дыхание. Она шагала, как слепая, выставив перед собой руки, скривив губы не то в усмешке, не то в оскале.
«Ты не смеешь задушить его, — думала она. — Ты не задушишь его, я тебе не позволю. Тебе следовало держаться от меня подальше, Норман. Тебе следовало оставить нас в покое, пока не слишком поздно».
Ноги, беспомощно колотящие по стене, прямо перед ней. Она отчетливо представила Нормана, который прижимает к стене Билла, оскалившись в кусачей улыбке, и неожиданно превратилась в стеклянный сосуд, доверху наполненный бледно-розовой жидкостью — чистейшей рафинированной слепой яростью.
— Дерьмо вонючее, ты что, не слышал, что я тебе сказала? ОТПУСТИ ЕГО НЕМЕДЛЕННО, СКОТИНА!
Она протянула левую руку, которая казалась ей сильной, как орлиный коготь. Браслет невыносимо жег руку — она почти видела, как он сияет тусклым янтарным светом, пробивающимся через свитер и одолженную Биллом куртку. Но она не ощущала боли — лишь опасное возбуждение. Она схватила мужчину, избивавшего ее на протяжении четырнадцати лет, и с удивительной легкостью оттащила в сторону. Сдавив его плечо под скользкой водонепроницаемой тканью плаща, швырнула Нормана в темноту. Раздался быстрый топот ног, словно не поспевающих за телом, затем глухой звук удара и грохот разбитого стекла. Кэл Кулидж, или кто бы там ни висел на стене, свалился.
Рядом и внизу она услышала кашель Билла, лихорадочно хватающего ртом воздух. Рози вытянула руки, растопырив пальцы, нашла его плечи и крепко взялась за них. Он согнулся чуть ли не вдвое, отчаянно борясь за каждый вдох и тут же выкашливая воздух из легких. Это ее не удивило. Она на себе испытала силу Нормана.
Рози просунула правую руку ему под мышку и подхватила чуть выше локтя, боясь взяться за Билла левой рукой, опасаясь невольно причинить ему боль. Рози чувствовала, как в левой руке гудит, пульсируя, небывалая сила. Самое удивительное, наверное, заключалось в том, что ей нравилось ощущать собственное могущество.
— Билл, — прошептала она. — Идем. Идем со мной.
Ей нужно поднять его наверх. Она не понимала почему, пока что не понимала, но ничуть не сомневалась в том, что, когда потребуется, понимание придет само. Но он не сдвинулся с места, повис у нее на руках, кашляя и задыхаясь.
— Идем же, черт возьми! — прошептала она хрипло и раздраженно… и спохватилась, сообразив, что с ее языка едва не сорвалось: «Черт бы тебя побрал». И она понимала, чей голос напоминает ей собственный лихорадочный шепот, о да, даже в такой отчаянной обстановке прекрасно это понимала.
Впрочем, он сделал шаг, а сейчас это главное. Рози повела его через вестибюль с уверенностью собаки-поводыря. Билл продолжал кашлять, его горло раздирала подступающая рвота, но шел.
— Стой! — заорал на них Норман откуда-то из темноты. Голос его звучал одновременно официально и отчаянно. — Стой, не то буду стрелять!
«Нет, ты не посмеешь, это испортит тебе все удовольствие», — подумала она, но он все-таки выстрелил, выпустил в потолок пулю из револьвера сорок пятого калибра, принадлежавшего одному из мертвых патрульных. Тесное помещение вестибюля сотряслось от грохота, глаза у нее заслезились от дыма воспламенившегося пороха. Выстрел сопровождался короткой вспышкой красновато-желтого огня, настолько яркой, что на сетчатке ее глаз, словно татуировка, отпечаталось все увиденное, и она подумала: в этом-то и состояла его цель — оценить пейзаж и увидеть, какое место в нем занимают они с Биллом. Как выяснилось, только-только подбирались к лестнице.
Билл издал сдавленный рвотный звук, грузно навалился на нее, и Рози оперлась о стену. Она напряглась, чтобы удержаться и не упасть на колени, и в этот момент в темноте раздался топот Нормана, снова бросившегося к ним.
Рози шагнула сразу на вторую ступеньку, волоча Билла за собой. Он слабо отталкивался ногами, стараясь помочь; вероятно, ему это удавалось, но слишком плохо. Поднявшись с Биллом на вторую ступеньку, Рози выбросила левую руку в сторону и, словно шлагбаумом, перегородила вешалкой вход на лестницу. Когда Норман напоролся на вешалку и разразился отборными проклятиями, она отпустила Билла, который опустился на ступеньку, но не упал. Он по-прежнему не мог отдышаться, и она почувствовала, как он опять наклонился, стараясь перевести дух, пытаясь вернуть дыхание.