— Я не собираюсь даже близко подходить к полиции, — скороговоркой заявила Рози. — Анна сказала, что мне совсем не обязательно обращаться к ним, и никто не может меня заставить. Вся полиция у него в друзьях. Все полицейские — его братья. Они держатся друг за дружку, они прикрывают Друг дружку, они…
— Успокойся, прошу тебя, — остановил он ее с легкой тревогой в голосе. — Все в порядке, ты только успокойся.
— Я не могу успокоиться! Ты не понимаешь, ты просто не знаешь! Потому-то я и позвонила тебе, потому-то и попросила держаться от меня подальше — ты не знаешь, какие они… какой он… как они все связаны одной веревочкой. Если я обращусь в полицию здесь, они сообщат в полицейское управление там. И если кто-то из них… кто-то, кто сидел с ним в засаде в три часа ночи, кто работает с ним, кто доверял ему свою жизнь… — Она думала о Харли, который не мог отвести взгляда от ее груди и всякий раз, когда она садилась, проверял, в каком месте заканчивается ее платье.
— Рози, тебе совсем не обязательно…
— Обязательно! — закричала она с яростью, совсем ей не свойственной. — Если такому копу известно, как связаться с Норманом, он обязательно это сделает. Он передаст Норману, что я ходила в полицию и рассказала о нем. Если я раскрою им свой адрес, — а они обычно требуют адрес, когда ты подаешь официальное заявление, — он непременно сообщит его Норману.
— Я уверен, что ни один полицейский…
— Скажи, они когда-нибудь сидели у тебя дома за столом, играя в покер, или перед телевизором, комментируя «Дебби в Далласе»?
— Ну… нет. Нет, но…
— А я знаю, что это такое. Я слышала, о чем они разговаривают между собой, и знаю, как они смотрят на остальной мир. Да, они именно так относятся к нему: они и остальной мир. Даже самые лучшие из них. Мир делится на них… и отбросы. Вот так-то.
Он раскрыл рот, чтобы сказать что-то, но не нашел нужных слов. Предположение о том, что Норману благодаря тайной телеграмме какого-нибудь приятеля-копа станет известен ее адрес на Трентон-стрит, прозвучало весьма убедительно, но не в этом заключалась главная причина, заставившая его промолчать. Выражение ее лица — вид женщины, невольно ушедшей с головой в ненавистное, несчастное (и не очень далекое) прошлое — дало ему понять, что сейчас бессмысленны любые доводы. Она испытывает непреодолимый страх перед полицейскими вообще, вот в чем дело, а его жизненный опыт достаточно велик, чтобы знать: не все привидения можно одолеть примитивной логикой.
— Кроме того. Анна сказала, что мне не обязательно обращаться в полицию. Она объяснила, что если преступление совершил Норман, то они должны первыми найти его, а не я.
Билл задумался над ее словами и пришел к выводу, что в них есть определенный смысл.
— Что она собирается предпринять?
— Она уже принимает меры. Анна отправила факс какой-то тамошней женской группе — в том городе, из которого я приехала, — и сообщила о случившемся здесь и своих подозрениях. Попросила предоставить, если возможно, всю имеющуюся информацию о Нормане. Через час ей прислали целую кипу сведений о нем, включая фотографию.
Билл удивленно вскинул брови:
— Оперативно сработано, честное слово.
— Мой муж сейчас настоящий герой у себя дома, — мрачно пояснила она. — Пожалуй, за месяц ему ни разу не пришлось платить за выпивку. Он возглавлял группу, которая разоблачила большую преступную банду. Два или три дня подряд все газеты выходили с его портретом на первой полосе.
Билл присвистнул. Возможно, ее страх не столь параноидален, как кажется на первый взгляд.
— Женщина, получившая просьбу Анны, пошла еще дальше, — продолжала Рози.
— Она позвонила в полицейское управление и спросила, нельзя ли ей поговорить с ним. Придумала историю о том, что ее группа хочет вручить ему свой почетный диплом.
Он на минутку задумался над услышанным, затем вдруг рассмеялся. Рози чуть улыбнулась.
— Дежурный сержант покопался в компьютере и ответил, что лейтенант Дэниэлс находится в отпуске. Где-то на западе, он не уточнил, где именно.
— Но он на самом деле может отдыхать там, — задумчиво произнес Билл.
— Конечно. И если кто-то пострадает, то это произойдет по моей ви…
Он положил ей руки на плечи и повернул лицом к себе. Глаза ее широко раскрылись, и Билл заметил в них остатки раболепного страха. Эти глаза ранили его сердце новым и странным образом. Он неожиданно вспомнил историю, которую слышал в Центре американских евреев, когда до семилетнего возраста посещал занятия религиозной школы. Историю о том, как во времена пророков людей иногда забивали камнями до смерти. Тогда он подумал, что это, наверное, самая жестокая из всех изобретенных человеком форм смертной казни, гораздо хуже, чем расстрел или электрический стул, — такая форма смертной казни, которой нет ни объяснения, ни оправдания. Теперь же, увидев, во что превратил Норман Дэниэлс эту прелестную женщину с хрупкими, нежными чертами лица, он засомневался в правоте детских умозаключений.
— Не говори, что ты виновата, — перебил он ее. — Не ты ведь создала Нормана.
Рози растерянно заморгала, как будто подобная мысль никогда раньше не приходила ей в голову.
— Я не пойму, каким образом ему вообще удалось разыскать этого парня Слоуика.
— Очень просто. Он стал мной.
Билл посмотрел на нее. Она кивнула.
— Звучит невероятно, но это так. Он способен перевоплощаться в других людей. Я видела, как он делает это. Наверное, именно так он распутал дело с бандой.
— Наитие? Интуиция?
— Больше. Скорее, похоже на телепатию. Он называет это блеснением.
Билл покачал головой.
— Значит, речь идет об очень серьезном и странном парне, верно?
Его реплика до такой степени удивила ее, что она даже слегка рассмеялась.
— Боже, ты просто не понимаешь! Ну да ладно. Как бы там ни было, женщины из «Дочерей и сестер» располагают его фотографией и собираются принять чрезвычайные меры предосторожности, особенно во время пикника в субботу. Кое-кто из них даже будет иметь при себе баллончик со слезоточивым газом… во всяком случае, те, кто сумеют им воспользоваться в крайней ситуации. Об этом рассказала Анна. И все было бы хорошо, но потом она добавила: «Не волнуйтесь, Рози, мы попадали и не в такие передряги» — и все опять перевернулось с ног на голову. Потому что, когда погибает человек, — замечательный человек, как тот, что спас меня на ужасном автовокзале, — это уже совсем не мелочи.