Над зеркалом висели снимки Майкла Джордана, Чарлза Баркли и Халена Роуза. Джордан в форме бейсбольной команды «Бирмингемские бароны». Над фотографией была прикреплена полоска бумаги с надписью «ЕДИНСТВЕННЫЙ БЫК СЕЙЧАС И ВСЕГДА». Норман показал на фото:
— Меня так, как его, — сказал он. Чернокожий парикмахер внимательно посмотрел на Нормана, сначала проверяя, не пьян ли тот, затем стараясь понять, не шутит ли клиент. Второе оказалось труднее, чем первое.
— Что вы говорите? Вы хотите сказать, чтобы я обрил вас наголо?
— Именно это я и хочу сказать. — Норман провел ладонью по волосам — темным повсюду, кроме висков, на которых только-только начала пробиваться седина. Ни длинные, ни короткие. Он носит волосы такой длины лет уже двадцать, наверное. Глянув на себя в зеркало, попытался представить, как будет выглядеть — лысый, как Майкл Джордан, но с белым цветом кожи. И не смог. Если повезет, ни Роуз, ни ее подругам это тоже не удастся.
— Вы серьезно?
Неожиданно Нормана едва не стошнило от непреодолимого желания сбить этого тугодума-парикмахера ударом кулака на пол, придавить его, встав коленями на черную грудь, наклониться и откусить всю его верхнюю губу вместе с усами, сорвать ее с черномазого лица. И кажется, Норман понял, в чем дело. Парикмахер напомнил ему сыгравшего важный эпизод в детективном сериале под названием «Поиск Роуз» маленького педика Рамона Сандерса. Того, который пытался получить деньги по кредитной карточке, похищенной его, Нормана, женой.
«Эй, цирюльник, — подумал Норман. — Цирюльник, ты даже не подозреваешь, насколько близок к могиле. Задай еще один вопрос, скажи еще хотя бы одно неверное слово, и от тебя останется только мокрое пятно. А я ведь тоже ничего не могу тебе сказать; не могу предупредить, даже если бы и хотел, потому что сейчас мой собственный голос — тоже спусковой крючок, и я не хочу его нажимать. Так что смотри сам и думай тоже сам».
Парикмахер наградил его новым долгим и внимательным взглядом. Норман стоял на месте, позволяя рассматривать себя. Он почувствовал, что на него снизошло спокойствие. Будь что будет. Все в руках этого коверного клоуна.
— Ладно, как скажете, — произнес наконец парикмахер мягким и обезоруживающим тоном. Норман расслабил правую руку, которая сжимала в кармане электрошокер. Парикмахер положил свой журнал на полку рядом с набором лосьонов и одеколонов (там же стояла медная табличка с именем: СЭМЮЭЛ ЛОУ), поднялся с кресла и стряхнул пластиковый фартук. — Хочешь быть Майком? Тогда садись.
Через двадцать минут Норман в задумчивости разглядывал свое отражение в зеркале. Сэмюэл Лоу стоял рядом с креслом и наблюдал за его взглядом. На лице парикмахера застыла бесстрастная маска, из-под которой проглядывало некоторое любопытство. Он производил впечатление человека, увидевшего нечто давно знакомое с совершенно иной стороны. Чуть раньше в парикмахерской появились два новых клиента. Они тоже смотрели на Нормана с одинаковым выражением нескрываемого одобрения на лицах.
— А он ничего, — заметил один из новых. Он говорил слегка удивленным тоном, ни к кому не обращаясь.
Норман никак не мог свыкнуться с тем фактом, что в зеркале на него смотрел не другой человек, а он сам. Он подмигнул, и человек в зеркале ответил тем же, улыбнулся, и тот улыбнулся вместе с ним; наклонил голову, и его двойник сделал то же самое. Но ничего не помогало. Раньше у него был лоб полицейского; у человека в зеркале оказался лоб профессора математики, высоченный, уходящий в стратосферу. Он не мог привыкнуть к гладким, почему-то казавшимся чувственными изгибам обритого наголо черепа. А белизна? Раньше Норман считал, что кожа его почти не загорает, однако по сравнению с бледным черепом лицо казалось темным, как физиономия пляжного спасателя. Голова его производила странное впечатление хрупкости, она казалась слишком уязвимой и неуловимо совершенной, чтобы принадлежать такому, как он. Чтобы вообще принадлежать человеку, в особенности мужчине. Она напоминала изделие из дельфтского фаянса.
— Знаете, а у вас хорошая голова, — проговорил Лоу. Он произносил слова осторожно, с опаской, но Норману не показалось, что чернокожий парикмахер хочет польстить ему, и это хорошо, потому что Норман пребывал не в том настроении, чтобы позволить какому-то придурку пускать себе пыль в глаза. Или дым в задницу. — Смотритесь неплохо. Выглядите моложе. Что скажешь, Дейл?
— Неплохо, неплохо, — закивал второй посетитель. — Очень даже неплохо, сэр.
— Сколько я должен? — спросил Норман Сэмюэла Лоу.
Он попытался отвернуться от зеркала, но с тревогой и легким испугом обнаружил, что взгляд его настойчиво стремится вернуться к нему, словно желая проверить, как выглядит бритый затылок. Ощущение отчужденности от человека в зеркале охватило его сильнее, чем прежде. Нет, это не его отражение в зеркале. Человек с высоким лбом ученого, поднимающимся над густыми черными бровями — как он может быть им? Нет, это каком-то другой, незнакомый человек, некий фантастический Лекс Лютор, появившийся, чтобы напакостить в метрополисе, и все его поступки с настоящего момента не имеют значения. С настоящего момента ничто не имеет значения. Кроме поимки Роуз, конечно. И разговора с ней. Разговора начистоту.
Лоу снова окинул его оценивающим взглядом, прервав его лишь на мгновение, чтобы посмотреть на двух других чернокожих, и Норман неожиданно понял, что тот проверяет, способны ли двое других помочь ему в случае необходимость, если большой белый клиент — большой белый лысый клиент — откажется платить.
— Извини, друг, — произнес он, пытаясь придать своему голосу мягкие успокоительные интонации. — Ты что-то говорил? Я задумался. Извини.
— Я сказал, тридцатка меня бы устроила. А вас?
Норман достал из левого переднего кармана сложенную вдвое пачку банкнот, выудил из нее две двадцатки и протянул парикмахеру.
— Меня устроило бы сорок, если не возражаешь, — сказал он. — Возьми деньги вместе с моими извинениями. Ты молодец. Отличная работа. Просто неделя выдалась сволочная, вот и все.
«Знал бы хоть половину из того, что известно мне», — подумал он.
Сэмюэл заметно расслабился, принимая деньги.
— Никаких проблем, приятель. И я не шутил — у вас действительно красивая голова. Конечно, вы не Майкл, но другого Майкла просто нет.
— Кроме самого Майкла, — добавил посетитель по имени Дейл. Трое чернокожих мужчин дружно рассмеялись, кивая друг другу. Хотя он запросто прикончил бы всех троих, не напрягаясь, Норман присоединился к ним. Новые клиенты, вошедшие в парикмахерскую, слегка изменили ситуацию. Настала пора проявить некоторую осторожность.
Трое подростков, тоже чернокожих, прислонились к забору неподалеку от «темно», но ничего с машиной не сделали, видимо сочтя ее не стоящей внимания. Они с интересом посмотрели на бледный череп Нормана, переглянулись и закатили глаза. Им было лет по четырнадцать-пятнадцать, и впереди их ждала полная неприятностей жизнь. Тот, который в середине, начал было говорить: «Ты на меня смотришь?», как Роберт Де Ниро в «Таксисте». Норман почувствовал это и уставился на него — только на него, не обращая внимания на двух других, попросту не замечая их. Тот, что в середине, счел фразу из репертуара Де Ниро еще не отрепетированной до конца и замолчал.