– Я немного рисую, – неохотно признался он. – Поэтому меня всегда окружает некоторый… э-э… художественный беспорядок, а Алекс этого терпеть не может. – Ланс сделал постное лицо. – Иными словами, он считает меня совершенно несобранным и несерьезным человеком.
– Я что-то не припомню, чтобы в газетах упоминалось о том, что ты художник, – медленно сказала Хани. Впрочем, она тут же припомнила, что, когда она пряталась под столиком, Алекс, кажется, говорил что-то о живописных вершинах Швейцарии… – Ты где-нибудь выставлялся? – поинтересовалась она, до крайности заинтригованная.
Принц отрицательно покачал головой.
– Нигде, – коротко сказал он. – Строго говоря, меня нельзя назвать настоящим художником. Я просто не лишенный способностей любитель. Что касается газет, то репортерам вовсе не обязательно знать обо всех сторонах моей натуры.
Последние слова прозвучали как недвусмысленное предупреждение, после чего принц надолго замкнулся в себе. В молчании они обогнули береговой выступ, и Хани едва не вскрикнула от неожиданности, увидев совсем близко небольшой, крытый тяжелой каменной черепицей коттедж на таком высоком фундаменте, что сначала он показался Хани двухэтажным.
– Ну вот мы и дома, – сказал Ланс, открывая перед ней дверь, и добавил:
– Какая-никакая, а все-таки крыша над головой…
Шагнув через порог, Хани сразу поняла, что Ланс имел в виду. Внутри домик казался еще меньше, чем снаружи, – должно быть, из-за толстых, почти в полтора фута, стен. Да и архитектура его была совсем простой, словно прежний владелец израсходовал весь свой пыл и экстравагантность на возведение главной усадьбы. Входная дверь вела прямо в гостиную, один из уголков которой был отгорожен и приспособлен под кухню. Обстановка гостиной поражала своим аскетизмом. Собственно говоря, никакой обстановки здесь не было вообще, если не считать черного кожаного дивана на высоких облезлых ножках, тикового журнального столика и ширмы из крашенной в красный цвет кожи, за которой скрывались древняя керосиновая плитка и холодильник. На полу не было даже ковра, который мог бы прикрыть плохо отполированные, тускло-серые каменные блоки, плотно пригнанные друг к другу и скрепленные цементным раствором. Из гостиной вели две двери, и принц сразу же направился к дальней из них.
– Здесь только одна спальня с ванной, – сказал он, широко распахивая дверь в соседнюю комнату. – Вторую спальню я переделал под студию. Она выходит на север, и освещение там не меняется почти целый день. Для меня это важно.
Хани попыталась что-то сказать, но принц отмахнулся от ее возражений.
– Не беспокойся, – быстро сказал он. – В студии есть диванчик, на котором я всегда могу прикорнуть. Если, конечно, ты не сжалишься надо мной и не позовешь меня погреться в свою постельку. – Ланс вопросительно приподнял бровь. – Хотя бы из простого человеческого сострадания, а?..
– Не сжалюсь и не позову, – негромко, но твердо ответила Хани, заглядывая в спальню, которая предназначалась для нее. Обстановка в спальне была такой же спартанской, что и в гостиной. Здесь стояли только кровать, накрытая темно-зеленым покрывалом из практически вечной хлопчатобумажной ткани, и очень простой, чисто утилитарный ночной столик.
– Должно быть, в здешнем климате иметь каменный пол весьма практично, – несколько разочарованно заметила она. – Какая бы жара ни стояла снаружи, внутри всегда будет прохладно. И все-таки это довольно непривычно, хотя, очевидно, очень удобно…
– Гораздо удобнее, чем ты думаешь, – сухо ответил принц. – Надо сказать, когда Лонсдейл строил коттедж, это была практически единственная его уступка соображениям целесообразности. Ведь он поставил его на берегу, открытом всем ветрам; на острове, расположенном в поясе ураганов… – Он покачал головой. – Когда налетает тропический шторм, вода часто заливает коттедж, несмотря на высокий фундамент. Так что ни паркет, ни ковер здесь не подойдут. Если хочешь, я скажу Нату, и он принесет тебе несколько тростниковых циновок…
– Так вот почему здесь так мало мебели! – догадалась Хани. – Но разве это удобно – переселяться в усадьбу каждый раз, когда начинается шторм?
– На самом деле, это случатся не так уж часто, – спокойно объяснил Ланс и, пройдя в комнату, опустил на кровать ее большую спортивную сумку. – Обычно мы проводим здесь всего несколько месяцев в году, поэтому вероятность урагана невелика.
– Но только не в сентябре! – возразила Хани, бросая на кровать свою дамскую сумочку. – Неужели ник-то никогда не говорил тебе, что сентябрь в этих широтах – самый неспокойный месяц?
– Мне нужно работать, – сказал Ланс каким-то чужим голосом, и Хани заметила, как странно изменилось его лицо. – Давай поговорим после, ладно? Можешь пока надеть свой прабабушкин купальник и погулять по берегу. Если проголодаешься, то в холодильнике, я думаю, что-нибудь найдется.
С этими словами он вышел, тихо прикрыв за собой дверь, и Хани осталась одна. Поведение Ланса совершенно сбило ее с толку. Пожалуй, это было уже чересчур – особенно после всех его игривых недвусмысленных намеков… Он просто отделался от нее, как будто она была очаровательным, но надоедливым ребенком!
Хани тяжело вздохнула. Подобное обращение оказалось для нее полной неожиданностью и больно ударило по ее самолюбию. После вчерашней поездки в такси и последовавшего за ней бурного объяснения в номере она старалась вести себя предельно осторожно, памятуя об угрозе Ланса. А теперь вдруг оказалось, что все старания были напрасны: она явно переоценила силу и глубину влечения, которое принц Руби к ней испытывал…
Хани постаралась подавить разочарование, тем более что у нее не было особых причин жаловаться: на пути из Хьюстона и Ланс, и Бен Рашид были с ней предельно внимательны и дружелюбны. Однако она не уловила никаких признаков, которые указывали бы на наличие особого, мужского интереса хотя бы у одного из них! Конечно, ни суровая мужественность Алекса, ни едкая язвительность Ланса никуда не исчезли, и все же она чувствовала себя с ними скорее как младшая сестра, к которой оба относились с заботливостью, носящей – увы! – чисто платонический характер.
Теперь, вспоминая перелет из Хьюстона на остров, Хани могла со всей определенностью сказать, что Ланс не был похож на себя вчерашнего. Он был небрежен и рассеян, словно его снедали какое-то глубокое внутреннее беспокойство и нетерпение. Впрочем, Хани почувствовала это еще за завтраком, когда они втроем собрались за столом в номере отеля. Уже тогда она невольно подумала, что принц весь наэлектризован, словно мальчишка в ожидании Рождества. И вот теперь он отправился поиграть со своими красками и кистями, а ей дали в руки ведерко и лопаточку и послали играть в песочек на берегу!
Но Хани запретила себе думать о том, почему этот поступок Ланса оставил у нее такой горький осадок, присела на кровать и стала разбирать вещи. Одним из первых ей попался оплеванный Лансом купальник, и Хани критически осмотрела его, держа перед собой на вытянутых руках.