Мэнди почувствовала, как ее переполняет нежность. По щекам ее потекли слезы. Неуклюжее признание Романа тронуло ее до глубины души.
— Я никогда не причиню тебе боль. Я хочу одного — чтобы ты любил меня. Прошу тебя, поверь мне.
Он чуть отстранил девушку от себя, желая видеть выражение ее лица. Лицо самого Галлахера было бледным и напряженным, челюсти сжаты, неровный шрам на щеке стал виден еще отчетливее.
— Наверно, придется тебе поверить, — хрипло произнес Галлахер. — Но берегись, если ты предашь меня, Мэнди. Я не знаю, что я сделаю с тобой, если…
Она мягко закрыла ему рот рукой.
— Не надо угроз, — прошептала Мэнди. — Просто люби меня.
В глазах Романа все еще стояла боль, когда он взял ее пальцы в рот и принялся сосать, медленно проводя по ним языком. Мэнди не хватало воздуха, грудь ее высоко поднималась в такт бурному дыханию, словно при быстром беге.
Вытащив изо рта руку Мэнди, Роман принялся ее рассматривать слегка затуманившимся взором.
— Мне нравится, какая ты на вкус. Нужно тебя еще попробовать. — Он слегка укусил ее за кончик указательного пальца. — Как следует попробовать.
Мэнди хотела хоть что-нибудь ему ответить, но не нашла слов и только беспомощно взглянула на него.
Руки Галлахера скользнули к ее шортам.
— Ты вся мокрая. Давай-ка тебя разденем. — Дрожащей рукой он расстегнул «молнию». — Тебе холодно?
— Нет. — Она едва могла говорить. —
Скорее.
— Я не хочу спешить. — Взгляд его сосредоточился на ее майке, под мокрой тканью которой отчетливо вырисовывались полные груди. — Последние пять ночей я лежал без сна и думал о том, что с тобой сделаю. Не знаю, выдержу ли, но я хочу все проделать не спеша. — Вытащив рубашку из шортов, он стянул ее через голову Мэнди, затем принялся медленно расстегивать лифчик. — Я в жизни не видел ничего более красивого, чем когда ты с развевающимися волосами стояла в джипе с таким выражением на лице, словно хочешь заняться любовью со всем миром. — Роман осторожно стянул вниз бретельки лифчика. — Я хотел тогда остановить джип и прямо там сорвать с тебя одежду, — не сводя глаз с обнаженных грудей Мэнди, сказал Галлахер. — Я так хотел тебя, что боялся, будто вот-вот тру. — Он медленно расстегнул рубашку. — Все, о чем я мог думать, — это какая ты внутри. Упругая, шелковистая… Иди сюда. — Он притянул ее к себе.
Мэнди порывисто вздохнула. Не испытанные прежде ощущения навалились на нее с ошеломляющей силой. Сильные, мускулистые ноги Романа прижимались к ее бедрам, его возбужденная плоть соприкасалась с ее лоном. В воздухе стоял аромат мыла и мускусный запах мужчины.
— Ты хочешь меня? — внезапно охрипшим голосом спросил Роман. — Я уже схожу с ума. Если ты меня не очень хочешь, то скажи сразу. — Его сердце бешено стучало совсем рядом. — Я больше не могу себя сдерживать.
Она вовсе и не хотела, чтобы он себя сдерживал. Как он может сомневаться в этом? Да ведь она, Мэнди, сейчас в его руках податлива как воск?
— Глупый. Я очень хочу тебя.
— Тогда скажи мне, что ты хочешь, чтобы я сделал с тобой. Тебе так нравится?
Его рука принялась нежно массировать обнаженную кожу живота. Почувствовав, как затрепетали мышцы Мэнди, Роман тихо засмеялся. Скользнув ниже, он нащупал жесткие завитки волос.
— А здесь?
Мэнди слабо вскрикнула, не в силах сдержать дрожь. Какие у него нежные, умелые пальцы! Она стояла совершенно неподвижно, словно загипнотизированная. Если сейчас разразится гроза, она не сможет даже пальцем пошевелить. Впрочем, это не идет ни в какое сравнение с той бурей, которая бушует в ее теле.
— Скажи мне, чего ты хочешь. — Голос Романа доносился до нее откуда-то издалека. — Слова тебя возбуждают. Говори же, Мэнди.
— Я хочу, чтобы ты был во мне. — Ей пришлось на секунду замолчать, чтобы переждать прокатившуюся по телу горячую волну. Роман прав. Слова действительно усиливают возбуждение. — Я хочу, чтобы ты водил языком по моей груди. — В животе снова заныло, дыхание участилось. — Роман, я больше не могу говорить. Я не могу!
— Господи, я тоже больше не могу! — Шорты и надетые под ними трусики мгновенно полетели на пол. Подхватив Мэнди на руки, он понес ее в спальню.
— Мои кроссовки! — слабым голосом сказала она. Было как-то неприлично остаться совершенно голой, но в спортивных туфлях.
— Я о них позабочусь, — сказал Роман, положив ее на темно-коричневое атласное покрывало. — Я обо всем позабочусь.
И он действительно обо всем позаботился. Туфли полетели в сторону, и теперь он поспешно снимал с себя оставшуюся одежду. Окинув затуманенным взглядом всю его мощную фигуру — широкие плечи, узкую талию, крепкие бедра, — Мэнди внезапно почувствовала себя маленькой и беззащитной. Как странно! Она даже не может вспомнить, когда в последний раз испытывала чувство беспомощности. Неужели в такой момент все женщины чувствуют себя так же?
Все чувства Мэнди необычайно обострились, и сейчас она подмечала мельчайшие подробности окружающей ее обстановки. Стук дождя по металлической крыше, прикосновение прохладного шелка к ее обнаженному телу, поблескивание зеркала, висящего на стене, за спиной Романа.
— Ты такая маленькая, — словно прочитав ее мысли, сказал он. — До сих пор я не представлял себе, что ты такая маленькая. Я знаю, что я крупный мужчина, и постараюсь, чтобы тебе не было больно. Не бойся меня, Мэнди.
Прозвучавшие в его голосе теплота и нежность рассеяли ее сомнения.
— Я не боюсь, — протянув руки к Роману, сказала Мэнди. — Я никогда не буду тебя бояться. — Она хрипло засмеялась. — Я боюсь только одного — что ты будешь медлить.
В полумраке спальни Мэнди не могла видеть выражения его лица, но поняла, что Роман улыбается.
— Ни в коем случае. Я не смогу сбросить скорость, даже если ты меня об этом попросишь. — Его большая ладонь накрыла ее правую грудь. — У тебя великолепные груди. Тебе не надо носить лифчик. Мне бы хотелось держать тебя где-нибудь взаперти, так, чтобы, кроме меня, тебя никто не мог видеть. Я одевал бы тебя в шелка и бархат, но при этом твои чудесные груди всегда оставались бы открытыми. — Его вторая рука обхватила левую грудь.
Мэнди ахнула. Хотя она и ожидала чего-нибудь подобного, тем не менее прикосновение его руки вызвало у нее настоящий шок. Роман замер, и Мэнди почувствовала на себе его взгляд.
— Я не сделал тебе больно?
— Нет. — Его большой палец сейчас поглаживал ее сосок, и Мэнди пришлось закусить губу, чтобы удержаться от стона. — У тебя богатое эротическое воображение.
Он медленно склонил голову.
— Тебе бы нравилось так одеваться для меня? Представь, как я вхожу в комнату и направляюсь к тебе. Я бы шел очень быстро, потому что весь день думал бы о том, как ты меня ждешь. А войдя, был бы готов сразу взорваться. — Его губы уже ласкали ее отвердевший сосок. — Как сейчас. — Его язык двигался мучительно медленно. — Ты дрожишь. Я тоже дрожу, любовь моя. Тебя не возбуждает мысль, что я дрожу от одного лишь прикосновения к тебе? — И он снова начал фантазировать, перемежая свой рассказ поглаживаниями и покусываниями. — Я бы постарался подольше наслаждаться твоими грудями, потому что очень их люблю, но не смог бы долго себя сдерживать. Я повалил бы тебя на белый ковер и лег сверху. — Он уже и в самом деле был сверху и раздвигал ей бедра. — Я бы задрал твою шелковую юбку и… — Пальцы Романа продолжали ласкать ее нежную плоть. Мэнди застонала и беспомощно выгнулась. — Хорошо было бы подождать, пока ты будешь готова, но вряд ли я смог бы столько выдержать. От тебя я сходил бы с ума. Все, о чем бы я мог думать — это о том, как чудесно будет в тебя войти. Чтобы ты вобрала меня целиком. — Он медленно скользнул между ее бедрами.