– Почему же именно я?
– Не хочу, чтобы мой облик ассоциировался у нее с травматической вестью. Я должен олицетворять для нее надежду и новую жизнь. Сообщи ей о случившемся и исчезни. Вряд ли она захочет когда-либо увидеть тебя вновь.
– Что, старая игра в доброго и злого следователя?
Джоэл удивленно приподнял брови:
– Не знаю. Я хуже, чем ты, разбираюсь в полицейских процедурах. Но, думаю, главную идею ты уловил. – Настроение у Джоэла явно повысилось. – Сверхчеловек должен быть в белой мантии. Завтра я снижу ей дозу транквилизатора, так что ты сможешь с ней поговорить.
– Большое спасибо.
Джоэл посерьезнел:
– Будь с ней помягче. Ведь это для нее страшный удар.
Хорошего же он обо мне мнения, подумал Николас и резким тоном сказал:
– Форма изложения тут роли не играет. Я могу быть сладкоречив, как Иисус Христос, но легче ей от этого не станет.
– Я сразу же дам ей успокоительное.
– И страдания как рукой снимет?
– В этом и состоит призвание врача. Недаром же я выбрал себе такую профессию. Уродство и болезнь – источник боли. А я помогаю человеку от боли избавиться. – Джоэл направился к двери. – Разумеется, нельзя забывать и о барышах. – Он коварно улыбнулся, кинув на Николаса взгляд через плечо. – Лечение обойдется тебе недешево. Уж я тебя обчищу как следует, можешь не сомневаться.
Весело насвистывая, хирург зашагал по коридору.
* * *
– Немедленно иди спать, – приказала Таня, появившись в дверях библиотеки.
– Да-да, сейчас, – рассеянно ответил Джоэл. Он разглядывал набросок лица на бумаге. Пред тем, как ввести данные в компьютер, Либер всегда делал эскиз карандашом.
– Не «сейчас», а немедленно.
Таня решительно направилась к столу. На ней не было ничего, кроме старой майки, когда-то принадлежавшей Джоэлу. Почему это женщины смотрятся так сексуально в мужской одежде?
– Уже глубокая ночь, – сказала Таня. – Если не выспишься, не сможешь завтра оперировать.
– Следующая операция у меня только вечером. – Джоэл устало покачал головой. – А перед этим я должен втолковать Нелл Калдер, что ей придется несколько месяцев пролежать в постели без движения. Представляешь, как она обрадуется? У нее будет масса времени, чтобы подумать и о муже, и о ребенке.
Таня разглядывала рисунок:
– Это ее будущее лицо?
– Да. Вот проверяю пропорции. Смотрю, получится ли. Должен же я ей что-то показать. У этой женщины, кроме нового лица, ничего в жизни теперь не будет.
– Ничего, ты сумеешь сделать чудо. – Таня положила ему руку на плечо. – Ведь я знаю, Джоэл Либер, что у тебя золотые руки.
Он снова склонился над рисунком, буркнув:
– Шла бы ты спать. Не мешай работать.
– Я даю тебе два часа. – Таня отошла от стола. – Потом вернусь и уведу тебя отсюда.
Джоэл проводил ее взглядом. Таня никогда не болталась по дому без дела – она всегда твердо знала, куда идет и зачем.
– Красивые у меня ноги, правда? – обернулась она с улыбкой. – Это очень кстати. Донна сказала, что ты в женщинах больше всего ценишь ноги.
– Вовсе нет. Я это выдумал, чтобы ее утешить. У Донны грудь, как у мальчика.
Таня укоризненно покачала головой:
– Опять врешь.
Она вышла из библиотеки, а Джоэл, сделав над собой усилие, вновь углубился в работу. Через два часа Таня вернется. К тому времени он должен отсюда убраться. Эта улыбка, эти длинные ноги – слишком большое искушение. Зачем ей стареющий работоголик, уже испортивший жизнь одной женщине?
Не думай о Тане. Думай о Галатее.
* * *
На сей раз Нелл увидела перед собой не Танека, а другого мужчину.
Молодое лицо, широкие скулы, сломанный нос, голубые глаза, коротко подстриженные светлые волосы.
– Привет, я Фил Джонсон.
– Кто?
– Буду вашей сиделкой.
Он похож не на сиделку, а на футболиста, подумала Нелл.
Белый халат чуть не лопался на широченных плечах.
– Вам лучше? Врач снизил дозу обезболивающего, так что сознание должно проясниться.
Нелл поняла, что мысль ее и в самом деле работает ясно. Слишком ясно. Сердце сжалось от страха.
– Не обращайте внимания на бинты, – ласково улыбнулся Джонсон. – С вами все будет хорошо. Травмы не такие уж серьезные, а вашим лицом занимается лучший в мире хирург. К доктору Либеру пациенты съезжаются со всего света.
Неужели он думает, что она беспокоится из-за себя?
– Где моя дочь?
Молодой человек помрачнел.
– Тут мистер Танек ждет. Он велел позвать его, когда вы придете в себя.
Нелл вспомнила, какое лицо было у Танека, когда она спросила его про Джилл. Сердце колотилось так сильно, словно хотело выскочить из груди. В палату вошел Танек.
– Как вы себя чувствуете?
– Мне страшно.
Почему у нее вырвались именно эти слова?
– Где моя дочь?
Танек сел на стул рядом с кроватью.
– Вы помните, что произошло?
Нож, боль, Джилл на пороге спальни, звяканье музыкальной шкатулки, падение. Нелл почувствовала, что ее бьет дрожь.
– Где моя дочь?!
Танек крепко взял ее за руку.
– Она погибла в ту самую ночь.
Нелл дернулась. Джилл? Погибла?
– Вы лжете! Разве у кого-нибудь поднялась бы рука на Джилл? – Слова вырывались бессвязно. – Вы же ее видели. Вы разговаривали с ней! Никто бы не смог ее обидеть!
– Она мертва, – грубо сказал Танек. – К сожалению, это правда.
Нет, Нелл не верила. Где Ричард? Он скажет ей правду.
– Я хочу видеть мужа. Где Ричард?
Танек покачал головой:
– Мне очень жаль…
Нелл смотрела на него непонимающим взглядом.
– Что вы такое говорите? Где Ричард? Почему его здесь нет?
– В ту ночь на дворец было совершено нападение. Ваш муж и еще три человека убиты. Кавинскии ранен.
К черту Кавинского!
Джилл! Ричард. Джилл…
О господи, Джилл…
В палате как-то вдруг стало очень темно.
«Мы взлетели, мы взлетели прямо в небо ясное…»
Кто это поет? Джилл? Но ведь она мертва. И Ричард тоже. Нелл осталась совсем одна.