Горький вкус времени | Страница: 105

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Гиацинтовое поле большое. – Катрин смотрела не на молодого человека, а на рощу, расстилавшуюся внизу. – Я поеду с вами.

Они сидели на лошадях в молчании, пока золотые полосы рассвета медленно разворачивались над рощами и полями Вазаро.

* * *

Катрин поймала себя на том, что особенно тщательно одевается в этот вечер к ужину – в лимонно-желтое платье, отделанное по вороту жемчугом. Я это делаю вовсе не ради Франсуа, заверила себя девушка. И все же каждому человеку хочется, чтобы его вспоминали с некоторым удовольствием.

Войдя в салон, Катрин увидела, что и Франсуа приложил усилия, чтобы выглядеть нарядно. На нем был темно-синий камзол и белый парчовый жилет, а галстук был повязан замысловато и элегантно. Катрин остановилась на пороге салона и встретилась с ним взглядом через комнату, где он стоял у буфета, разливая вино в хрустальные бокалы.

– Вы попрощались с Мишелем?

– Да. – Франсуа подал девушке бокал вина. – Похоже, он не удивился.

Катрин опустила глаза к бокалу.

– Он знал, что когда-нибудь вам придется уехать, однако, я уверена, он был разочарован. Вы ему нравитесь.

– И он мне симпатичен.

Они снова замолчали, и Катрин не знала, как нарушить воцарившуюся в комнате напряженную тишину. Сегодня Франсуа был другим. Непринужденное товарищество, объединявшее их в последние недели, куда-то исчезло, и вернулась колючая настороженность первого вечера.

Молчание затягивалось.

– А где Мишель? – спросил Франсуа.

– Сегодня в рабочей деревне свадьба. Он решил остаться там. – Катрин с сожалением покачала головой. – Никак не могу уговорить его приходить сюда чаще, чем несколько раз в неделю. Иногда мне кажется, я совершаю ошибку, торопя его.

– Дайте ему возможность поступать, как он хочет, и он вернется к вам.

– Вы так считаете?

Франсуа встретил взгляд девушки.

– Только дурак не пришел бы к вам, если бы вы этого захотели.

Щеки Катрин обдало жаром, а в груди что-то сжалось. Она обнаружила, что ее рука дрожит, и поспешно поставила бокал на стоявший рядом столик.

– Пойдемте ужинать?

– Нет.

– Что?

Губы Франсуа изогнулись в кривой усмешке.

– В прошлом мне доводилось играть много ролей, но играть роль любезного отъезжающего друга я не стану. Думаю, мне лучше попрощаться сейчас. – Он поднес руку Катрин к губам и поцеловал. – Мне будет не хватать вас, Катрин из Вазаро.

Девушка безмолвно смотрела на Франсуа, а он перевернул ее руку и неторопливо прижался теплыми губами к ее ладони.

Близость. Теплота. Нежность.

Катрин не могла вздохнуть. Быть рядом с ним – все равно что слишком долго находиться в комнате для анфлеража – это пьянило, дурманило, как от сладкого запаха.

Франсуа поднял глаза к ее лицу и медленно поднес ее ладонь к щеке.

– И еще я хочу вас. – Он почувствовал, как напряглась Катрин, и покачал головой:

– О, я знаю, что не должен быть с вами. Но если я останусь, то когда-нибудь могу забыть об этом и попытаться заняться с вами любовью. – Он выдержал ее взгляд и снова поцеловал в ладонь. – И это была бы любовь, Катрин.

Франсуа быстро повернулся и вышел из комнаты.

Катрин озадаченно смотрела ему вслед. Любовь?

Теперь она поняла, что в течение этих недель старательно избегала думать о своих чувствах к Франсуа. Любовь годами означала для Катрин слепое поклонение Филиппу.

Могло ли быть так, что чувство, испытываемое ею к Франсуа, тоже было любовью?

А как же желание? Катрин никогда не испытывала рядом с Филиппом такого глубокого первобытного сознания близости. Она не отшатывалась при прикосновении Франсуа. По правде говоря, ее физически тянуло к нему.

Склеп.

Но Франсуа был не таким, как те мужчины. Возможно, и столь запятнавший ее акт с ним был бы другим.

Катрин повернулась, медленно вышла из салона и поднялась по лестнице. Она тоже не могла сейчас думать о еде. Она была опечалена, недоумевала, и в то же время в темноте для нее забрезжил крошечный огонек надежды. Ей надо подумать и разобраться в своих чувствах до утра.

До того, как Франсуа уедет из Вазаро.

* * *

Над Вазаро стелился утренний туман, топивший роскошные цветущие поля в белой пелене.

– Франсуа!

Франсуа обернулся и увидел Катрин, спешившую к нему через конюшенный двор. Она была в том же, что и накануне вечером, желтом платье, а из ее косы выбивались русые пряди.

Катрин, задыхаясь, остановилась перед Франсуа.

– Не уезжайте.

Он замер, не сводя глаз с ее лица.

Катрин подошла ближе.

– Пожалуйста, я не хочу, чтобы вы уезжали. Я хочу, чтобы вы остались здесь со мной и Мишелем. Я всю ночь думала о том, что вы мне сказали. – Девушка облизала губы. – Я не знаю, люблю ли я вас, но я испытываю… что-то необыкновенное, когда вы рядом. Я хочу, чтобы вы остались со мной, и тогда мы посмотрим… Вам не трудно будет дать мне время свыкнуться с этой мыслью?

– Нет, это будет совсем не трудно, – мягко произнес Франсуа. – Это будет очень приятно, тепло и вообще чудесно. Но из этого ничего не получится, Катрин.

– Вы… не обнимете меня?

– Катрин…

– Я прошу не о таком уж большом одолжении. – Катрин подошла еще на шаг ближе и стояла теперь всего в нескольких дюймах от Франсуа. – Не думаю, что я испугаюсь. Я верю, что с вами все будет по-другому. Но я не узнаю этого, пока вы не обнимете меня.

Франсуа ласково притянул девушку к себе, и она спокойно прижалась к нему. Его тело было теплым, сильным, но эта сила вызывала не страх, а ощущение безопасности.

– Это действительно очень приятно, правда? – Катрин прижалась к Франсуа. – Очень… хорошо.

– Да. – Голос Франсуа звучал приглушенно – он зарылся лицом в ее волосы. – Да, любимая. Хорошо. Руки Катрин обвились вокруг Франсуа.

– О, я и правда люблю вас, Франсуа, – прошептала она. – Не уезжайте в Париж. Там у вас ничего нет. Вы можете остаться со мной ненадолго и потерпеть? Я постараюсь не слишком долго…

– Нет.

Лицо Франсуа побелело под загаром, а глаза влажно заблестели.

– Почему?

– Я не могу. – Голос молодого человека звучал хрипло. Он взял лицо Катрин в ладони, и его губы медленно приближались, пока не оказались почти рядом с ее губами. – Катрин. Моя Катрин…

Его теплые губы коснулись ее губ с такой глубокой нежностью, какой она никогда не знала, прижались к ее губам, затем отпустили.