– Надеюсь, ты не собираешься уйти отсюда, гражданка?
Ноги Жюльетты буквально приросли к полу.
Из мрака от спиральной лестницы отделилась маленькая стройная фигура мужчины. В одной руке он держал шпагу, в другой – моток веревки.
– Твоя маленькая подружка так спешила, что я не успел спуститься с колокольни и задержать ее. Однако я уверен, кто-нибудь другой перехватит этот нераспустившийся цветочек. Я мельком увидел ее, пока она не выбежала за дверь.
Девочка весьма хорошенькая. Хотел погнаться за ней, а тут в колокольню прибежала ты.
Жюльетта отступила на шаг, не сводя глаз со шпаги. Она была так близка к свободе. Матерь Божья, она не хотела умирать!
– Ну что ж, ты немного тощая, но не так уж непривлекательна. Разреши представиться. Я Рауль Дюпре. А как тебя зовут, малютка? – Мужчина сделал шаг вперед, вглядываясь в ее лицо.
Жюльетта не ответила.
– Может, ты хочешь, чтобы я бросил тебя той банде во дворе?
– Не говорите глупостей. Разумеется, не хочу.
– Очень мудро. Боюсь, добрым сестрам и твоим соученицам приходится несладко. Это достойно сожаления, но у меня это единственный способ доставить моих патриотов в Париж для исполнения революционного долга. И я должен был дать им возможность утолить свою исстрадавшуюся от воздержания в тюрьмах плоть с помощью прекрасных аристократок.
– Они насилуют и монахинь.
– Что ж, марсельцы не слишком любят церковь. – Дюпре покачал головой. – Должен признаться, зрелище такого разгула плоти и крови возбудило меня, но я питаю отвращение к объедкам. Поэтому я и позвонил в колокол. – Дюпре хохотнул. – Я рассчитывал поймать для себя юную девственницу. К несчастью, твоих подружек расхватали, как только они высыпали за дверь, и я уже опасался, что меня лишат удовольствия. – Он прижал кончик шпаги к горлу Жюльетты. – Боишься?
Жюльетта сглотнула ком в горле.
– Конечно, боюсь.
– А ты не глупа, иначе с блеянием далась бы в руки этим увальням вместе с остальными. Мне с тобой понравится, маленькая аристократка.
– Вы не получите от меня никакого удовольствия.
– Ошибаешься. – Дюпре протянул девушке моток веревки. – Однако сейчас у меня нет времени. Я должен заняться организацией суда. Сделай петлю из веревки и оберни вокруг запястий.
Жюльетта не сдвинулась с места.
– Сказать тебе, что с тобой будет, если не сделаешь, как я велю? Одно из двух. Либо я воткну эту шпагу тебе в горло, либо отдам марсельцам. На самом деле мне не по душе такой выбор. Я хочу связать тебя и оставить здесь. А когда у меня будет время ублажить себя, я вернусь в твои пылкие объятия. Ну, так как?
Жюльетта быстро оценила ситуацию. Дюпре намеревался приберечь ее для себя. Пока его не будет, ей, может быть, удастся освободиться от веревок. Возможно, он даже забудет о ней, как только вернется в безумие снаружи. Девушка взяла веревку, соорудила петлю и обмотала вокруг запястий.
– Очень разумно. – Дюпре затянул эту петлю и перетянул веревкой ее тело. Вложив шпагу в ножны, он толкнул девушку в темный проем за лестницей. Затем трижды обмотал веревку вокруг пятой ступеньки и завязал узлом.
– А теперь стой здесь и жди меня. – Дюпре наклонился и погладил ее по щеке. – Какая нежная кожа! Не кричи, а то привлечешь внимание кого-нибудь из этих грубиянов во дворе. Нам бы этого не хотелось, правда?
Жюльетта не ответила, тайком опробуя пальцами толстые веревки, перетянувшие ее запястья.
– Нет, нам бы этого не хотелось. – И Дюпре аккуратными маленькими шажками направился к двери, ведущей на северный двор. Свет факелов позволил Жюльетте отчетливо разглядеть его. Своим худым треугольным лицом и чуть раскосыми карими глазами Дюпре напомнил девушке кота. Даже тело у него было как у кота, маленькое и жилистое, почти костлявое. Вместо грубых свободных штанов и рубахи, как на марсельцах во дворе, на нем был элегантный голубой сюртук, отделанный золотой парчой, и темно-синие штаны до колен. – До свидания, гражданка. Я вернусь, как только уговорю этих добрых людей оторваться от наслаждений и перейти к исполнению своих обязанностей – начать суд.
Он решительно закрыл за собой дверь.
Суд. Уже второй раз Дюпре упомянул о суде. Что он еще задумал? Но Жюльетта отбросила эту мысль и сосредоточилась на собственных трудностях. Веревки были слишком крепкими, чтобы их можно было разорвать, а узлы – пугающе надежными.
Жюльетта склонила голову и стала грызть зубами веревочную петлю, обмотанную вокруг пятой ступеньки лестницы.
* * *
На южном дворе тоже были мужчины!
Катрин резко остановилась и укрылась в тени высокой бочки. Она услышала рыдания женщины и мужской хохот, доносившиеся со стороны перехода, соединяющего южный и северный дворы.
Катрин тоскливо смотрела на спасительные ворота. Ей казалось, что они в сотне лье отсюда. Невдалеке пятеро мужчин столпились вокруг лежавшей на спине обнаженной женщины, шестой ковырялся в ее промежности.
По мольбам, рыданиям и молитвам, нечленораздельным потоком лившимся из уст женщины, Катрин поняла, что это была одна из монахинь, но кто именно? Сестра Тереза? Сестра Елена? Грешно было бы не помочь бедной женщине.
Катрин порывисто сделала шаг вперед и остановилась в мучительной нерешительности. Она была вправе рисковать собой, но не Жюльеттой. Увидев ее в беде, подруга, позабыв обо всех практических соображениях, бросится ей на помощь. Перед Катрин встал выбор: Жюльетта или бедная монахиня, насилуемая этими негодяями.
Катрин упала на колени у бочки, стараясь не слышать ни криков о помощи, ни рычания вошедших в раж выродков. Она будет ждать их ухода со двора, когда они покончат с монахиней.
Девушка закрыла глаза, ее губы беззвучно шептали молитву: «Иисусе милосердный, избави нас от лукавого»…
Где же Жюльетта? Может, она увидела их и осталась в колокольне, ожидая их ухода?
Иди к сестре Бернадетт, сказала Жюльетта. Да, в склепе она будет в безопасности. Почему она всегда так боялась мертвых, когда надо остерегаться живых! Катрин обхватила руками колени в попытке унять дрожь, сотрясавшую ее тело.
"Пожалуйста, приходи, Жюльетта! Мне так одиноко!
Дева Мария, Матерь Божья, не дай им найти меня!
Сделай так, чтобы Жюльетта осталась невредима.
Избавь этих бедных женщин от страданий".
– Ну, что тут у нас?
От неожиданного окрика сердце Катрин остановилось и к горлу подступила тошнота от страха.
– Зачем было тащить ее сюда со двора? Вы же знаете наш уговор. Мы все в доле, причем в равной. Один из них расхохотался:
– Тут особо нечего делить. Это не женщина, а всего лишь тощая старая ворона. Долбить ее мало удовольствия.