– Добрый вечер, месье Андреас, – приветствовал Франсуа Жан-Марка и нетерпеливо продолжал:
– В этой пародии на светский ужин нет никакой необходимости. Давайте займемся делом. Зачем вы за мной посылали?
– Я не посылал за вами.
– Тогда почему я здесь?
– Понятия не имею. – Жан-Марк обернулся к Жюльетте. – А что, если мы спросим мадемуазель де Клеман?
– Потом, – сказала Жюльетта, не сводя глаз с Франсуа. – Поговорите пока. Я еще поразмышляю об этом.
– Как прикажете. Мы не осмеливаемся нарушать ваши глубокомысленные думы. – Жан-Марк стал разливать вино из серебряного кувшина в бокалы, поставленные Мари на стол из розового дерева. – Дюпре еще в Париже, Эчеле?
– Наверное, теперь уже ненадолго. Жорж-Жак вскоре может отправиться на фронт. Он попросит Марата приказать Дюпре сопровождать его.
– Наверное? – Жан-Марку стало не по себе. – Я не привык зависеть от неопределенности. Не можем ли мы чуть-чуть ускорить это дело? Сколько понадобится, чтобы стражи на посту смотрели в сторону?
– Этого сделать нельзя.
– Я мог бы как следует расщедриться.
– Невозможно.
– Неподкупных людей не бывает.
Франсуа наклонил голову.
– И никто не знает этого лучше вас, не так ли? Вы посещаете Национальный конвент чаще самих депутатов.
– Вы против, что я увеличиваю состояние ваших товарищей-революционеров? – негромко спросил он.
– Жорж-Жак говорит, и я с ним согласен, что революция – это воплощение сияющей добродетели. Такой она должна быть. – Франсуа покачал головой. – Но он ошибается. Я знаю, какими продажными могут быть некоторые люди в Конвенте.
– И вы против этого не возражаете?
– Я признаю это. – Франсуа помедлил. – Пока это не бьет в сердце революции. Подкупайте кого хотите, чтобы обойти таможенные сборы и торговые эмбарго. Мне все равно. Только держитесь подальше от прав человека и конституции.
Жан-Марк, сощурившись, с вызовом спросил:
– А что бы вы стали делать, если бы я попытался внести парочку поправок в эти августейшие документы?
Франсуа приветливо улыбнулся.
– Вырезал бы у вас сердце.
Жан-Марк медленно, как бы нехотя, улыбнулся.
– Не думаю, что мне понадобится трогать ваши права человека. Большей частью я их одобряю.
– Какое счастье для нас обоих!
Жюльетта следила за разговором с живейшим интересом. Эти двое мужчин были совершенно разными, однако они улыбались друг другу с полным пониманием. Ей следовало остановить этот словесный менуэт.
– Почему невозможно подкупить солдат на постах?
Франсуа обернулся к ней.
– Потому что их страх перед Дюпре сильнее жадности до франков, мадемуазель. Жадность – всеобщее явление, но у нее есть определенные пределы.
– Вполне растяжимые. – Жан-Марк протянул один из серебряных бокалов с вином Жюльетте. – Может быть, вам удастся уговорить их… Что не так?
– Ничего. – Жюльетта не могла отвести глаз от темно-красного вина в бокале. Приступ тошноты болезненно сжал желудок. Ее не должно стошнить.
– Вам дурно? – Взгляд Жан-Марка был прикован к ее лицу. – Вы побелели. Глотните вина.
– Нет! – Жюльетта оттолкнула от себя бокал. – Мне не станет дурно.
– Прекрасно. Только не надо так яриться. Я просто подумал, что глоток вина приведет вас в чувство.
– Жюльетта не любит вина, – сказал Филипп. – Я часто дразню ее этим. Во время еды она пьет только воду.
– Как странно! – Жан-Марк внимательно вглядывался в Жюльетту. – И нездорово. Вода в аббатстве, должно быть, гораздо чище, чем в Париже.
Жюльетта отвела глаза от бокала.
– Не знаю, так это или нет.
– Я припоминаю, Катрин рассказывала, что вино в аббатстве было превосходным. Что монахини сами выращивали виноград и…
– Я возьму его. – Франсуа взял бокал из рук Жан-Марка. – Нам, бедным республиканцам, не часто выпадает возможность дегустировать вина из погребов королей торговли. – Он поднес бокал к губам и сделал глоток. – Превосходное.
К облегчению Жюльетты, внимание Жан-Марка тут же переключилось на Франсуа.
– Я в восторге, что республиканцы умеют ценить еще кое-что, помимо прав человека.
Франсуа улыбнулся:
– Я баск. А никто не умеет ценить радости жизни больше, чем баски.
Франсуа намеренно отвлек внимание Жан-Марка, когда понял, что Жюльетте не по себе, – поступок, казалось, совершенно не в его характере. Но так ли это? Жюльетта задумчиво посмотрела на молодого человека.
– Пора ужинать, – коротко объявила она. – Мари прекрасная кухарка, Франсуа. Лучшая из всех, кого вы можете найти на кухне любого заведения в Париже.
Мари уже подала четвертую перемену блюд, когда Жюльетта неожиданно нарушила молчание:
– Франсуа!
Эчеле посмотрел на нее через стол.
– Да?
Жюльетта повернулась к Жан-Марку, сидевшему во главе стола.
– Я решила, что мы воспользуемся Франсуа.
– Мне не нравится это слово, – заявил Франсуа. – Я согласился оказать вам помощь, но тем способом, каким сам сочту нужным. Я не из тех, кем можно «воспользоваться».
– Ох, уймитесь, я не хотела вас обидеть! Я не всегда говорю так гладко, как следовало бы.
– Не всегда? – пробормотал Жан-Марк. – Редко.
– Это сейчас не имеет значения. – Жюльетта наклонилась к Эчеле и заинтересованно спросила:
– Вы женаты, Франсуа?
Эчеле насторожился.
– Нет.
– Хорошо, а то это могло бы все испортить. Сделайте ему предложение, Жан-Марк.
Жан-Марк откинулся в кресле и стал внимательно изучать Франсуа.
– Жениться? По-моему, не стоит. Он мне не подходит.
Франсуа усмехнулся:
– И слава богу! А то я уж подумал, что вы собираетесь вносить поправки в мою жизнь так же, как в права человека.
– Сейчас не время для шуток. – Жюльетта нетерпеливо смотрела на Жан-Марка. – Катрин.
Веки Жан-Марка прикрыли глаза.
– Интересный выбор.
– Нет! – Филипп бросил на стол салфетку. – Это безумие, Жюльетта! Он ей чужой. Он чужой всем нам.
– Я могу убедить ее согласиться на него, – сказала Жюльетта.
– За меня же она не хочет, – возразил Филипп.