– Ужасно! – Катрин передернуло.
– Подожди. – Мишель осторожно отлил одну каплю в глиняный кувшин с квартой спирта и слегка помешал его.
– Жасмин! – Неожиданно вся комната утонула в аромате кустов цветущего жасмина.
– Видишь, как одно переходит в другое и образует круг: запах земли, цветы, их аромат, эссенция, и снова – запах.
– А Вазаро – абсолютная эссенция. Мишель кивнул.
– Тебе уже не так грустно из-за вытяжки, когда ты знаешь, что аромат рождается снова? Боль сделала его сильнее. – Он обеспокоенно смотрел на лицо девушки. – Ты понимаешь, Катрин?
– Конечно, Мишель. Сильнее, чем когда-либо. – Девушка ласково наблюдала за Мишелем, а тот запечатал крошечный флакон, осторожно отнес его к длинному столу месье Огюстэна и поставил рядом с такими же, ожидавшими старшего парфюмера.
Море сегодня было глубокого синего цвета, а горы высились так близко, что протяни руку, и ты сожмешь в горсти нетронутый снег, венчавший их вершины. Девушка прислонилась к огромной скале и прикрыла глаза. Такая красота тоже была абсолютной эссенцией, и Катрин становилось так легко от восхищения, что хотелось взлететь и парить в небе над морем, горами. Магические круги красоты прикасались ко всему, кто смотрел на нее.
– Почему ты перестал ходить на уроки к священнику, Мишель?
Мальчик пожал плечами.
– Мне он не понравился.
– Учиться – это хорошо. Ты должен был все равно продолжать заниматься у него, коль скоро месье Филипп согласился платить.
– Он все время говорил, что я дитя греха, а моя мать – шлюха.
Катрин почувствовала, как ее охватил гнев.
– Ты ведь ему не поверил?
– Нет, я знаю, что моя мать была цветочницей и грехов у меня не больше, чем у любого другого. Но мне это слушать было неприятно.
– Ты позволишь мне учить тебя? Я не такая умная, как священник, но…
– Ты гораздо умнее, потому что понимаешь цветы. – Мишель радостно улыбнулся. – Тогда я мог бы записывать смеси для духов, а не полагаться на месье Огюстэна.
– Приходи завтра вечером в усадьбу, мы начнем первый урок.
Краска удовольствия залила загорелые щеки Мишеля.
– Ты уверена, что месье Филипп тебе позволит?
– С какой стати ему возражать? Он сам сказал мне, что когда-нибудь твой «нос» окажется полезным для Вазаро. Мишель отвел глаза от Катрин и тихо сказал:
– Знаешь, он не любит встречаться со мной.
– Вздор.
Мальчик покачал головой.
– По-моему, я ему… неприятен.
Катрин удивленно посмотрела на Мишеля.
– Ты ошибаешься. – Тут ей вдруг вспомнилось выражение неловкости на лице Филиппа в то первое утро, когда они говорили о Мишеле. – Возможно, ему просто надо узнать тебя получше. Приходи в дом завтра в шесть вечера.
Сияющая улыбка прогнала хмурое выражение с лица Мишеля.
– Ты научишь меня читать книги по парфюмерии, что в кабинете месье Опостэна?
– Конечно, и любые книги, какие найдутся в доме. Я уверена, что твой интерес поможет… – Катрин бросила взгляд на маленький, крытый соломой домик под липами. – Смотри, лошадь Филиппа! – Гнедая была привязана к дереву рядом с домиком цветов, как называл его Мишель. – Должно быть, он там. Давай навестим его. – Она побежала вниз по крутому холму к домику. – Идем, Мишель, мы просто пожелаем ему доброго дня.
– Нет! – Голос Мишеля звучал резко, но Катрин не обратила внимания. Мальчика всегда волновало, не обидится ли Филипп, но, даже если тот очень занят, он не рассердится, если они заглянут туда на минутку.
– Катрин, нет! Ему это не понравится!
Катрин постучала, а потом распахнула дверь.
– Филипп, почему вы мне не сказали, что…
И остановилась, потрясенная.
Он был голым. Он стоял на четвереньках на покрытом цветами ложе, и его бедра с силой двигались в тошнотворно знакомом ритме.
Филипп поднял голову и, увидев ее, пробормотал проклятие.
Молодая женщина под ним вскрикнула, и ее бедра устремились вверх. Ленора. Имя женщины было Ленора. Катрин часто видела ее среди сборщиков на поле и думала, какие у нее красивые русые волосы. Сейчас руки Филиппа были запущены в волосы Леноры, а его ноги сжимали ее обнаженное тело.
– Филипп, – прошептала Катрин.
Склеп.
Резкие движения бедер. Боль. Стыд.
– Нет! – Она повернулась и бросилась прочь из комнаты.
– Катрин, вернитесь! – крикнул Филипп.
Катрин едва заметила Мишеля, промчавшись мимо него вверх по холму. Слезы непроизвольно катились по ее щекам. Филипп. Склеп. Их двое. Насилуют. Нет лиц.
Только не здесь. Не в Вазаро.
Мишель звал ее, но она не остановилась. Рыдания сотрясали ее тело, и Катрин уже не видела, куда бежит.
Склеп!
Она падала.
В висок ударила боль.
Мишель пронзительно кричал.
Или это она кричала?
По ее бедрам и ногам потекла теплая жидкость.
Кровь.
Чернота.
Зеленые яростно сверкающие глаза. Катрин знала эти глаза, эту исступленность, помнила державшие ее руки.
Она пошевелилась, и резкая боль пронзила голову.
– Лежите смирно, – приказал Франсуа.
– Вы снова сердитесь на меня.
– Не на вас, – глухо произнес Франсуа. – В этот раз – нет. Постарайтесь отдохнуть. Жан-Марк поскакал в Грасс за врачом.
– Жан-Марк… Но Жан-Марк ведь в Париже, разве не так? Он не должен оставлять Жюльетту. Нет, Франсуа, он не должен…
Мысль ускользнула от Катрин, и вернулась чернота.
Веки Катрин медленно поднялись, и ее глаза встретились с сияющими благословенно знакомыми глазами.
– Жюльетта? – прошептала она.
– Ну конечно. – Жюльетта улыбнулась Катрин, осторожно прикладывая мокрое полотно к пылающему лбу Катрин. – Пора тебе прийти в себя. Прошло уже два дня, мы забеспокоились.
– Ты здесь. – Катрин сжала пальцы подруги. И нахмурилась, глядя на нее. – Что-то не так. Твои волосы… У тебя была лихорадка?
– Нет, они мне просто мешали, и я их отрезала. Это ты была больна.
– Разве? Я так рада, что ты здесь. Тут так красиво. Ты можешь написать море…
– Потом. В первую очередь я должна поставить тебя на ноги.