— Убийство — слишком тяжкий грех. Не стоит брать его на душу. Жить намного легче, когда на твоих плечах нет такого страшного груза. Хочешь пить?
Руэл кивнул. Йен наклонился и наполнил железный ковш из ведра, стоявшего у грубо сколоченного — как и вся нехитрая мебель в хибарке — табурета.
Йену уже должно было исполниться тридцать пять, но он почти не изменился с тех пор, как они виделись последний раз. Он был все так же силен и крепок. Темные волосы оставались по-прежнему коротко подстриженными. И манера двигаться и говорить отличалась степенностью и неторопливостью. Но самое сильное впечатление производил ум, светившийся в его глазах, и какая-то внутренняя сила.
Йен поднес к губам Руэла ковш.
— На печке стоит горшок с тушеным мясом. Мила приготовила его полчаса назад, оно, должно быть, даже не успело остыть.
Руэл, выпив до конца всю воду, отрицательно покачал головой.
— Ну хорошо, поешь потом. — Йен положил ковш в ведро и ласково вытер влажный лоб Руэла. — Эта Мила, кажется, очень предана тебе.
— Просто с тех пор, как я проучил нескольких подонков, пристававших к ней, она прониклась ко мне доверием.
Йен покачал головой.
— В такой дыре, как эта, все ищут людей, которым можно доверять.
— Это не просто доверие. Она так отважно ринулась на помощь, считая, что тебе грозит опасность…
Руэл не без удивления улыбнулся.
— Я, конечно, догадывался, что женщины меня ценят. Но даже в самых смелых мечтах не мог представить, что они готовы остаться без головы, лишь бы удержать меня меж ног, — с нарочитым цинизмом проговорил он и тут же сменил тему, заметив, что его слова покоробили брата: — Во всяком случае, можно надеяться, что она присмотрит за мной, пока я не приду в себя. Так что тебе незачем задерживаться.
— Ты уверен, что не хочешь есть? Это придаст тебе силы. Мне бы хотелось тронуться в путь недельки через две. Хорошо, если к тому времени ты окрепнешь настолько, чтобы перенести путешествие.
— Я не собираюсь ехать с тобой.
— А что тебе здесь еще делать? Мила сказала, что Барак уже встал на ноги и захватил участок.
— Сукин сын, — пробормотал без всякого раздражения Руэл.
— Конечно. — Йен поморщился. — Однако, признаться, я даже рад, что так получилось. Вместо того, чтобы мстить мне, он всего лишь забрал участок.
— Надо было сначала подумать, что ты делаешь, а потом лезть в драку.
— Возможно, — мягко улыбнулся Йен. — По части драк мне с тобой не сравниться. Помню, ты и в детстве был грозой окрестных мальчишек. Не то, что я…
— Тебе никогда не хватало жестокости. Ты мог победить в нашей долине любого, но никогда не был беспощадным…
Йен не дал ему договорить:
— Как только ты встанешь на ноги, мы вместе пойдем к Бараку и потребуем, чтобы он вернул тебе участок.
Руэл задумался ненадолго.
— Нет.
— Очень разумно. — Йен повернул голову, чтобы внимательнее рассмотреть выражение лица брата. — Но совершенно не в твоем духе. Насколько я тебя помню, ты всегда исповедовал принцип «око за око».
— И не собираюсь отказываться от него, — отрезал Руэл. — Но сейчас, когда вопрос решился сам собой, пусть судьба отомстит за меня.
— Что ты имеешь в виду?
— Жила на моем участке иссякла неделю назад, — торжествующе улыбнулся он, — и я заранее наслаждаюсь, представляя себе, как этот ублюдок будет горбить спину на участке, надеясь Бог знает на что, а получит не больше крупицы золотой пыли.
— Ясно. — Йен помедлил. — Значит, жила снова оказалась такой же небогатой, как и в Джейленбурге?
Руэл насторожился.
— А что тебе известно про Джейленбург?
— Только то, что ты застолбил там участок, пробыл шесть месяцев и затем бросил его. — Йен снова погрузил тряпицу в воду и слегка отжал ее. — Уехал искать счастья в Австралию, затем в Калифорнию, откуда перебрался в Южную Африку…
— Вижу, ты все разузнал про меня…
— На самом деле, не очень. Я заплатил одному молодому человеку, чтобы он отыскал тебя. Но ему всякий раз не удавалось застать тебя на новом месте, ты ускользал буквально за несколько дней, а то и часов до его приезда. К счастью, в Крюгервилле ты задержался чуть подольше. — Он покачал головой, прикладывая тряпицу ко лбу Руэла. — Ты уже больше не мальчик. Хватит гоняться за миражами.
— Это не миражи, — слабо улыбнулся Руэл. — Меня всегда интересовало только золото. И рано или поздно я добуду его.
Йен сокрушенно вздохнул.
— Ты всегда твердил мне, что найдешь богатейшую жилу и станешь самым состоятельным человеком во всей Шотландии.
— И найду.
— Ты убежал из Гленкларена, когда тебе было пятнадцать лет. И до сих пор ничего не нашел.
— Откуда ты знаешь?
Йен оглядел убого обставленную лачугу, поднял глаза к потолку, в котором зияли огромные щели.
— Если ты отыскал свое золото, значит, стал еще большим скупердяем, чем старик Ангус Макдоналд.
Лицо Руэла расплылось в широкой улыбке.
— Кстати, как поживает Мэгги Макдоналд? Вы уже поженились?
Йен опустил голову.
— Маргарет не сможет выйти замуж до тех пор, пока ее старик будет нуждаться в уходе.
— Он все еще лежит? Бог мой! В таком случае, вы не сможете пожениться до конца своих дней. Разве что на краю могилы.
— А это уж как Господу Богу будет угодно, — спокойно ответил Йен и переменил тему: — А что такое Циннидар?
Руэл сразу насторожился.
— Циннидар?
— Он крепко засел у тебя в голове. В бреду ты все время повторял это название.
— А что еще я говорил?
— Ничего. Только это слово… Циннидар.
Напряжение Руэла немного спало.
— Это просто одно место, где мне довелось побывать. Ничего особенного.
— Да. Где тебя только не носило все эти годы… Но настало время возвращаться домой и пускать корни. — Йен помолчал. — Отец умер.
— Я знаю. Твое письмо дошло до меня.
— Но ты ничего не написал в ответ.
— А какой в этом смысл? Уже много лет назад он перестал хоть что-то значить для меня. Так же, как и Гленкларен, — добавил Руэл.
— А я?
— И ты тоже — часть Гленкларена.
— Не стану отрицать этого, — улыбнулся Йен. — Мне дорог каждый камешек на нашей дороге, каждый прутик в саду и каждый побитый молью ковер в доме.