— По-моему, ты говорила о другом, — отозвался Гейдж. — Ты чего-то боишься в этом лесу, хотя спокойно себя чувствовала в гастингской чаще.
— Меня ничего не пугает.
Его лицо приняло жесткое выражение.
— Скажи мне. Она молчала.
— Мне что, проехать в лес и все выяснить?
— Нет! — Он просто вырвал у нее признание. — Не доверяй лорду Ричарду. Он может причинить тебе зло.
— Неужели? А тебе откуда известно?
— От Делмаса. — Она ожидала ответной реакции и выпалила на одном дыхании: — Видишь ли, ты сам знаешь, что лорд Ричард может попытаться убить тебя тихо и незаметно, но сейчас мне пришлось упомянуть имя Делмаса, и ты уже сердишься. Какой смысл продолжать этот разговор?
— Насколько я понимаю, в планы Делмаса не входило говорить о замысле лорда Ричарда тебе, ты ведь могла предупредить меня.
Она молчала.
— Не кажется ли тебе странным, что подобный заговор становится известным простому рабу? И потом, с какой стати ему меня убивать?
— Делмас отчаялся дождаться меня обратно, — задумчиво сказала она, — и рассказал лорду Ричарду о кладе.
— А, твой муженек не мог тебя дождаться.
— Из-за сокровищ. На меня ему наплевать. — Она сжала пальцы в кулаки. — Делмас недалеко ушел от лорда Ричарда. С какой стати терпеть одного и ненавидеть другого?
— Это мой самый большой недостаток. — Гейдж направился к ручью. — А вообще, я даже рад, что твой муж замышляет убить меня. Легче будет расправиться с ним. Впрочем, и раньше не так уж трудно было бы сделать это.
— Во всем виноват один лорд Ричард. Делмас только выполняет его приказания. — Выражение его лица не изменилось, и она не смогла сдержать своего отчаяния. — Лучше бы я тебе не говорила. Теперь ты только и будешь думать о смерти и мести. Не стоило мне предупреждать тебя об опасности.
— А почему ты вообще сказала мне? — Он подошел ближе. — Если бы меня убили, то ты избавилась бы еще от одного страшного врага.
Она поспешно отвела взгляд.
— Уж лучше ты, чем Делмас и лорд Ричард.
— Не скажу, чтобы мне польстило, что ты сравниваешь меня с ними. — Он взял ее за подбородок и заставил взглянуть себе прямо в глаза. — Посмотри на меня. Неужели я и вправду тебе враг, Бринн?
— Ты не пускаешь меня в Гвинтал. Называешь своей рабыней. Кто же ты в таком случае?
— А если бы ты не была моей рабыней, ты бросила бы меня?
— Да.
— Тогда ты останешься моей рабыней. — Он отвернулся, сел и снял сапоги. — Но если тебе станет легче от моего признания, то знай: я не доверчивый дурак. Надо быть сумасшедшим, чтобы поверить в то, что Ричард Редфернский так просто отдаст мне свои родовые владения. Я приказал Лефонту с солдатами прочесать этот лес и окрестности и проверить, не прячется ли кто здесь, еще вчера, как только мы приехали. Сегодня он опять пошел в разведку.
Она удивленно раскрыла глаза.
— Почему ты не сказал мне?
— С какой стати? Я всегда делаю так на неприятельской земле. — Он снял железную кольчугу, шерстяную тунику и лег на мох у ручья, закрыв глаза. — Но теперь, зная, что ты печешься обо мне, я, не колеблясь, доверяю тебе свою охрану.
Но именно он сейчас меньше всего нуждался в защите. Его нагота не выглядела уязвимой. Напротив, загорелый, с черными отметинами шрамов, он, словно гибкая пантера, грациозно грелся в теплых лучах солнца, как после охоты… или перед нападением?
— Что ты делаешь?
Он продолжал лежать с закрытыми глазами.
— Я провел беспокойную ночь и хочу немного поспать. Разбуди меня перед наступлением темноты.
Ничего не понимая, она смотрела на него.
— А мне что прикажешь делать, пока ты спишь?
— То же, что и всегда, как будто меня не существует, — зевнул он. — Это твое место, а не мое.
Разумеется, это ее место. Что же ее смущает? Она знала ответ. Он пришел сюда впервые, и тут же ее место стало и его тоже. Она поняла, что вряд ли в будущем сможет приходить сюда, не вспоминая о его мощном теле, распростертом на покрытом мхом берегу.
Ну что ж, ей тоже не удалось как следует выспаться сегодняшней ночью, но сюда она приходила только работать. Она давно не была здесь, и сорняки заполонили грядки. Сев на корточки, Бринн принялась пропалывать сад, выдергивая травинки. От цветов шел сильный запах, пели птицы, пригревало солнышко. Умиротворение, как и всегда здесь, накатывало на нее.
Прошло много времени, прежде чем длинные солнечные лучи озарили поляну, а она почувствовала на себе взгляд Гейджа.
— Пора ехать, — предложила она.
— Скоро поедем. — Он лениво потянулся, прежде чем встать и подойти к ней по высокой траве. — Что ты делаешь?
— Пропалываю сорняки. Они стараются высосать соки из моих растений.
— Так ты и с ними борешься. — Он присел с другой стороны грядки и начал тянуть за вылезающие побеги. — Неужели и у твоих растений есть свои драконы, чтобы ты и с ними тоже боролась?
— Разумеется. Там, где кипит жизнь, смерть всегда пытается отнять ее. Если бы я не уничтожала сорняки, то сама стала бы одним из них и возненавидела бы себя.
— Твоя мать научила тебя разбираться в травах?
— Едва я вылезла из пеленок, — кивнула она. — Я с раннего детства знала, что буду знахаркой, стану сражаться с чудовищами. — Она смущенно посмотрела на него. — Мать рассказывала мне, что на свете существует много разных воинов, и самые лучшие из них те, которые даруют жизнь, а не забирают ее.
— Что-то о таких милосердных я не слышал. На моем пути встречались совсем другие. — Он криво усмехнулся. — Вроде меня.
— Но ты можешь стать другим.
— Только если мир перевернется. — Наклонившись, он вырвал еще один сорняк. — Не шагай я по этой земле завоевателем, не жил бы я на этом свете. Посмотри на себя. Ты рабыня. Что ты получаешь в награду за борьбу со своими драконами?
— Я сражаюсь ради самой борьбы, — просто ответила она.
Он поднял на нее глаза и задумался.
— Сияние… — пробормотал он.
— Что ты сказал?
— Просто повторил слова Малика о тебе. — Он выдернул еще один сорняк и потянулся за следующим. — …Еще до того, как он решил, что влюбляться в тебя непростительно.
— Непростительно? — переспросила она. — Вряд ли Малику известно, что это значит. Вы странные друзья. Где вы повстречались?
— В Византии, — улыбнулся Гейдж. — Он пронзил мне руку мечом.
— Что?
— На мой караван в пустыне, когда я возвращался в Нормандию, напали сарацины. Малик был их предводителем.
— Не представляю Малика разбойником, — нахмурилась она.