— И она надеялась ее сломать, используя меня? — жестко спросила Марианна. — Я не кость, чтобы швырять меня сыну как подачку.
— Ты сердишься на нее — и ты права, — сказал Грегор. — Но попытайся понять ее. Иногда она похожа на нетерпеливого ребенка. Ана прожила нелегкую жизнь и совершила много ошибок, но если понадобится, она может отдать все. Она всегда была моим другом, и лучшего я не знаю.
— Я не хочу ее понимать. Я не хочу, чтобы она была моим другом. И я не хочу стать ее очередной ошибкой, — ответила Марианна.
— Я вижу, у меня здесь ничего не получается, — печально улыбнулся Грегор. — Поеду и попробую поговорить с Аной: может, там дело пойдет лучше.
Марианна смотрела, как Грегор скачет к Ане Дворак. Что так обидело ее в словах воран? Она же всегда знала, что Джордан никогда не предложит жениться на ней! Всем известно, что герцоги должны заключать браки, достойные их высокого положения. Да она и сама не хочет быть женой такого человека, который постарается подчинить ее себе и посадить в клетку. Она гневается только потому, что эта женщина оскорбила ее сочтя не достойной быть ничем иным, кроме как игрушкой, которой сначала забавляются, а потом выбрасывают.
Она не игрушка. Она знает себе цену!
И сейчас она испытывает не боль и не обиду. Она испытывает только гнев!
* * *
— Ну и чем я на этот раз провинился? — спросил Джордан, опускаясь на овчину Марианны, расстеленную у костра. — Похоже, я совершил что-то совершенно ужасное. Ты весь день смотришь на меня как на злейшего врага.
— Ничего подобного. Я вообще сегодня тебя почти не видела. И, кроме того, мне совершенно безразлично, что ты делаешь, если только это не имеет отношения к Алексу.
Он демонстративно содрогнулся:
— Бр-р! Какой холодный ветер! Или это ты заморозила меня своим ледяным презрением. — Тут взгляд его упал на мать, сидевшую по другую сторону огня с Грегором, и лицо его помрачнело. — Если я не совершал никаких крупных преступлений, значит, дело в воран. Что она сегодня тебе сказала?
Вместе с ним Марианна посмотрела на Ану Дворак. Воран ответила ей гордо-вызывающим взглядом. Марианна знала, что та не слышит, о чем они говорят, но ей показалось, что под нарочитой гордостью скрывается страх. Ощущение своей власти наполнило ее необузданной радостью. Она знала, что Джордана рассердит попытка его матери вмешаться. Всего несколько слов — и она увеличит пропасть, разделяющую их с матерью. Она сможет залечить свою раненую гордость и даже отомстить воран.
— Наверное, что-то достаточно гадкое, — сказал Джордан. — Она рассказала тебе о моем беспутном прошлом?
Она все расскажет ему. С чего ей защищать эту женщину? Она не из тех мучеников, что готовы подставить другую щеку. Какое ей дело до того, что в воран сейчас заметно что-то детское и ранимое?
— Ну? — спросил Джордан.
Пресвятая Дева, она не может этого сделать, вдруг бессильно осознала Марианна.
— С чего она станет рассказывать мне о твоем прошлом? Всем известно, насколько плохо ты себя вел. И сейчас ведешь, — поправилась она. — Что за тщеславие — считать, что единственной темой нашего разговора мог быть ты сам?!
— Ты хочешь сказать, что это было не так? Марианна снова посмотрела на воран, а потом перевела взгляд на пламя костра.
— Она заносчивая и неприятная женщина, очень похожая на тебя. Меня раздосадовало, что она без уважения отнеслась к моей работе. Она не понимает, что создавать произведения искусства так же важно, как и управлять страной.
Лицо его просветлело:
— Серьезный проступок. Согласен, воран более высоко оценивает дисциплинированную армию, чем прекрасное полотно. Ты должна просветить Ану в отношении ее обязанностей как покровительницы изящных искусств.
— Я не собираюсь оставаться здесь. Занимайся этим сам. Она твоя мать.
— Вот как?
— Да. Ты не можешь этого отменить, даже если не называешь ее матерью. Или это просто еще один способ уколоть ее?
Джордан застыл:
— Ты только что сказала, что она заносчивая и неприятная. Почему же ты ее защищаешь?
— Я ее не защищаю. Я просто указываю на твою глупость. Меня не волнует ваш конфликт. Ты явно не простил ей того, что она тебя бросила. Возможно, ты прав. У меня была мать, которая любила и лелеяла меня. Я незнакома с холодными себялюбивыми женщинами вроде воран.
— У нее немало плохих качеств, но она не холодная, а что до себялюбия, то она любит Кассан и служит ему, зачастую жертвуя собой,
— Только что ты осуждал ее, теперь восхищаешься ею. Перестань бросаться из стороны в сторону и приди к окончательному решению. Ты простишь ее или нет? Она достойна твоей привязанности или нет?
— Это мое дело, Марианна! — Он нахмурился. — Тебя это не касается.
— Я и не собираюсь вмешиваться. Разбирайтесь сами!
И все же она вынуждена была признаться себе, что, к великому своему удивлению, пыталась-таки вмешаться в их отношения. Дав себе слово избегать каких-либо привязанностей или конфликтов, она ринулась в опасную зону. Осознав это, она поспешно переменила тему разговора:
— Сколько дней мы будем добираться до Монтавии:
— Через два дня мы достигнем северной границы, — рассеянно ответил он, продолжая хмуриться. — Земли Неброва расположены на северо-востоке Монтавии. Его главная резиденция — это Пекбрей, в двух днях езды от границы.
— Значит, через два дня мы сможем начать переговоры с Небровым, — с облегчением сказала она.
— Нет.
Марианна окаменела.
— Что ты хочешь сказать?
— Переговоры не начнутся, пока вы с Грегором не доберетесь до равнин. Он еще не знает, что ты сделала новый Джедалар. Вы устроитесь, и тогда Грегор пошлет в Пекбрей известие, что Небров может приехать к тебе. Он сообщит ему, что ты готова обменять Джедалар на Алекса.
— А что, если он не согласится?
— Я не думаю. Он использует этот шанс. Времени остается все меньше, и ему гораздо удобнее получить уже законченный Джедалар, чем мастера, который будет делать витраж долгое время. Пекбрей окружен гористой местностью. Когда он согласится на обмен, ты скажешь ему, что окно слишком большое и хрупкое, чтобы везти его через горы, так что ему надо приехать за ним в твой лагерь в степях. Ты особо оговоришь, что он должен привезти Алекса, чтобы обменять его на Джедалар.
— Ты же знаешь, что он не привезет Алекса.
— Да, но сам он приедет. Он не станет рисковать тем, что Джедалар снова будет разбит. А поскольку ему известно, что Грегор не так глуп, чтобы не взять с собой значительный отряд, ему придется вывести из Пекбрея большую часть собственной армии для отражения возможного сопротивления.