– Я не могу, – в отчаянии проговорила Кейт, сжав руку отца. – Не смей просить меня об этом. Ты слышишь, черт возьми?
– Нет, буду просить, – ответил Роберт Мэрдок, чуть приподняв голову и пытаясь улыбнуться. – Иного выхода я не вижу, Кейт. И кроме тебя, ты же знаешь, мне больше не к кому обратиться.
– Должно найтись какое-то лекарство. Сейчас чуть ли не каждый день появляются все новые и новые препараты.
– То, которое может помочь мне, еще не изобретено. И в ближайшем будущем ничего похожего не предвидится. – Он обессиленно откинул голову на больничную подушку. – Прояви же милосердие, Кейт. Решись.
– Не могу. – Слезы хлынули у нее из глаз. – Разве для того я стала врачом? Как ты можешь предлагать мне такое? Как тебе вообще могла прийти в голову эта мысль? Болезнь так изменила тебя…
– Взгляни на меня…
Кейт посмотрела отцу прямо в глаза.
– И больше я уже никогда не буду самим собой. Вот, собственно, о чем идет речь, детка.
В последнее время их разговоры сводились к одной и той же теме. И всякий раз Кейт старалась сделать все, чтобы переубедить отца. Заставить его увидеть все в ином свете.
– А как же Джошуа? Ведь он души в тебе не чает.
Роберт слегка нахмурился:
– Ему только шесть лет, и он быстро забудет меня.
– Как ты можешь так говорить! Уж кто-кто, а ты должен это понимать. Джошуа не похож на других мальчиков.
– Да, он такой же, как и ты. – В голосе отца прозвучали нотки нежности. – Смелый, преданный, готовый броситься на защиту, даже если ему придется сражаться с целым миром. Но он все же слишком мал. Нельзя забывать о том, что не всякий груз ему по плечу. И если ты не можешь решиться и сделать то, о чем я прошу, – ради меня самого, подумай о моем внуке. Подумай о Джошуа. Решись хотя бы ради него.
Боже мой? Что же делать? – с тоской подумала Кейт. В последнее время ни о чем другом, кроме этого, отец не может ни думать, ни говорить. Все ее усилия бесполезны. Вслух же она убежденно сказала:
– Нет. Я не позволю тебе уйти.
– Напрасно. – Он помолчал немного. – Пока я лежал здесь, у меня была масса свободного времени. И я частенько вспоминал тебя маленькой девочкой. Помнишь, как однажды осенью мы гуляли в роще Дженкинса и ты опечалилась, увидев, что с деревьев начали опадать листья. Надеюсь, ты помнишь и то, что я тогда сказал?
– Нет.
Роберт недоверчиво и даже с укоризной покачал головой:
– Кейт!
– Ты сказал, что каждый лист на самом деле никогда не погибает и не исчезает, – запинаясь, проговорила она. – Что они засыхают и падают на землю. Но они питают ее, дают силу дереву распустить весной новые листья. Это цепочка, в которой ничто не прерывается и не пропадает. Что все связано воедино.
– Звучит несколько высокопарно, но по сути так оно и есть. Это чистая правда.
– Вздор.
Роберт улыбнулся. И лицо его тотчас озарилось, даже как будто помолодело, напомнив ей того отца, каким он был в те времена, когда они гуляли в роще:
– А тогда ты мне поверила.
– В возрасте семи лет легче смиряться с судьбой. Сейчас совсем другое дело. И другая ситуация. Не сравнивай.
– Да, сейчас ты стала другой. – Он нежно погладил дочь по щеке. – Сейчас тебе уже двадцать шесть. И тебя непросто переубедить. Ты у нас несгибаемая, как сталь.
Кейт не чувствовала себя таковой. Напротив. Сердце ее разрывалось от жалости к отцу.
– Можешь не сомневаться, – сказала Кейт, хотя голос звучал совсем не так уверенно, как ей хотелось. – Сейчас я бы сделала все что угодно, только удержать эти листья на ветках. Придумала бы, как закрепить их навеки, чтобы ни один не упал на землю.
Роберт уже не улыбался:
– Может быть, когда-нибудь тебе это и удастся. Но не сейчас. Не мучай меня и не пытайся прикрепить к ветке. Я не очень большой любитель крестных мук. Распятие не самая приятная казнь.
Кейт почувствовала, как у нее от боли сжалось сердце:
– Ты же знаешь… как я люблю тебя, и никогда…
– Тогда дай мне возможность достойно уйти из этой жизни. Помоги мне. Зачем растягивать пытку?
– Я даже помыслить… пожалуйста, не проси меня больше об этом. – Голова Кейт упала на скрещенные руки. – Я буду сражаться за тебя до последней секунды.
– Все, что было можно, ты уже сделала.
– Нет. До сих пор ты всячески пытался помешать мне. И я не могла довести до конца что хотела.
Кейт почувствовала, как отцовская рука пробежала по ее волосам:
– И все же ты сделаешь то, о чем я тебя прошу. Ты сильная женщина… Мы ведь с тобой прекрасно понимаем друг друга, разве нет?
– Только не в этом вопросе…
– И в этом тоже. Только ты не хочешь себе признаться.
Отец прав. Она все понимала и знает, как он пришел к своему решению.
– К чертям собачьим все твои доводы. Мне нет дела до логики. Сейчас самое главное для меня – это только ты.
– Вот почему я уверен, что ты сделаешь как я прошу. Всю свою жизнь я старался быть на высоте. И мне бы хотелось не менее достойно уйти из нее. А такого конца, как мой, и врагу не пожелаешь.
– Это несправедливо.
– Неужели я не могу хоть раз в жизни позволить себе думать только о себе? Хоть один-единственный раз?
И тут Кейт не выдержала. Слезы, душившие ее, хлынули из глаз. Плечи вздрагивали от всхлипывании.
– Спасибо, детка, – продолжая нежно гладить ее по голове, Роберт негромко добавил:
– Но будь очень осторожна. Это никак не должно отразиться на тебе. Ни одна душа не должна догадаться о том, что мы задумали.
Дандридж, Оклахома
Три года спустя. Воскресенье. 24 марта.
– Ты сегодня невнимательна, – Джошуа опустил биту и пристально посмотрел на Кейт. – Соберись, мам. Такие простые подачи… разве я смогу научиться хоть чему-то?
– Прости, – Кейт тотчас же взяла себя в руки. – Я чуть не забыла, что имею дело с будущим чемпионом. Так что мне придется стараться изо всех сил. – Она вздохнула, приподняла ногу и ударила по мячу.
Джошуа кинулся к нему, чтобы отбить или перехватить, но мяч перелетел через изгородь.
– Зато какой сильный удар, – похвалила сама себя Кейт.
– Только ты выдаешь себя, когда готовишься к сильной подаче.