Джихан почти сразу восстановила свои силы, Санктуарий продолжал стоять как стоял, Артон и Гискурас погрузились в отравленное ядом забытье, а Нико, вопреки заботе Темпуса и лечению Джихан, выглядел и чувствовал себя хуже, нежели текущая сквозь город полумертвая речушка. Из-за необходимости продолжать лечение у Джихан, Нико, как и Дети Бури, стал постоянным обитателем детской.
Рэндал не пытался уяснить себе причины благосклонности Нико к Роксане или его всепоглощающий интерес к детям, он даже не вполне понимал свою привязанность к искалеченному наемнику, который неоднократно отказывался от его дружбы. Когда он и Чиринджи совершали переход, маг коснулся мозга мангусты, вселяя в него любовь к Нико и знание о злой сущности Роксаны, сущности, которая, даже нейтрализованная, угрожала его Сфере Могущества, чей предыдущий владелец любил и бесчисленное количество раз использовал в своих целях прекрасную ведьму. Мангуста, может, и не сумеет расправиться со змеями, но успеет предупредить Нико. Именно это, а не безопасность детей, являлось для Рэндала единственно важным.
— Мы изготовили для нее клетку, но из-за влияния перехода клетка не смогла ее удержать, — объяснял Молин Джихан. — Утром мы попросим отца Артона выковать более прочную, а пока я прикажу охране держать бейсибских женщин подальше от детской, чтобы мангуста, не дай бог, не погналась за их змеями.
— Думаю, клетка ни к чему, — заметила с ледяным смешком Пенорожденная. — Этих змей что-то развелось чересчур много.
— Гадюки священны для бейсибцев и Матери Бей. Уж тебе-то следует уважать их верования, — твердо заметил Молин, чувствуя, как в комнате вновь падает температура.
— Матерь Бей! Матерь Бей! А тебе известно, где она нашла свою первую змею? Знаешь, все, что ей нужно, так это глупый красногубый Мировой Змей, а никак не мой отец. Черт возьми, да он ей совсем не нужен.
В редкие минуты, когда Джихан не приглядывала за детьми, она весьма недружелюбно прохаживалась по поводу растущей страсти ее отца к Матери Бей, божеству рыбоглазого народа. Джихан, которая никогда прежде не критиковала сердечных привязанностей своего отца, развила в себе опасное неприятие всего бейсибского.
Делами богов ведали жрецы. Рэндал уже слышал протесты по поводу этого раньше и был искренне рад оставить их на совести Молина. Найдя ручную лампу за канделябром с горящими свечами, чародей зажег ее и направился к занавешенному алькову, где нашел себе приют Нико. Темпус решил отказаться от прямого воздействия магией на раны напарника, и теперь Джихан лечила его разными вонючими снадобьями, так что запах очередной мерзости с большей уверенностью подсказал магу путь в опочивальню, нежели тускло мигающая лампа. Глубоко вздохнув, волшебник отодвинул занавеску и замер у ложа Нико.
Зажатый в тисках кошмаров и боли наемник резко перевернулся на кровати.
— Оставь меня! — выдохнул он так, что Рэндал вжался в стену алькова.
Чиринджи последовала за волшебником. Мангуста взобралась на влажные разбросанные одеяла, с легкостью избегая осторожных попыток Рэндала сдержать ее. Зубы зверька заблестели, хвост распушился, словно при виде жертвы. Рэндал осторожно поставил лампу на пороге и подошел ближе.
— Оставь меня! — вновь пробормотал Нико. Несвязное бормотание юноши сменилось стенаниями, а его тело выгнулось дугой.
Рэндал замер, испуганный не тем, что существо, которому он поручил защищать Нико, собралось прокусить шею пасынка, но тем, что он, вопреки своей предубежденности, осознал: Нико не страдает ни от ночных кошмаров, ни от боли, он просто помутился рассудком. Израненный наемник вдруг рухнул на одеяло, Чиринджи беззлобно захлопнула пасть, а Рэндал приметил, как губы Нико беззвучно произнесли слово, которого он так боялся.
— Роксана…
Мангуста отступила и издала такой крик, что Молин и Джихан поспешили в спальню.
— У него помутнение рассудка, — тревожно заметил Рэндал. — Пойду, сообщу Темпусу. — Кудесник спешно покинул спальню и детскую, надеясь, что окажется в уединении раньше, чем липкий страх и сомнения возьмут верх.
— Я давно знаю это, — холодно заметила Джихан, глядя на Молила и больного. Она набросила на Нико одеяла. — Иди, я сама позабочусь о нем.
Молин одиноко сидел в своем кабинете, когда во дворце появилась Иллира с новой клеткой для Чиринджи. Ей приказали отнести клетку прямо в опочивальню, но, когда мать одного из Детей Бури пожелала сначала повидаться со жрецом Вашанки, спорить с ней никто не стал. Оставив сделанное из железной проволоки сооружение на полу, Иллира прошла в покои и попросила Хоксу, секретаря Молина, покинуть комнату.
— Что-нибудь случилось? Иллира, заверяю тебя, что об Артоне заботятся так же. как о Гискурасе. — Молин встал со стула и знаком показал писцу принять тяжелый плащ провидицы.
— Я вижу вещи. — Иллира не пожелала снять наглухо перехваченный под горлом плащ, хотя жаровни и окна с толстым пергаментом делали покои Молина одними из самых теплых во дворце. — Факельщик, будет только хуже.
— Тогда садись и поведай мне, что ты видела… — Жрец пододвинул кресло и оказался прямо напротив ведуньи. — Хокса! Пряный сидр для госпожи! — Опершись руками о стол, жрец обратился к ней с точно рассчитанной долей фамильярности:
— …Со времени… происшествия…
— С той ночи.
— Ты ведь сказала, что ничего не видела, — поддел Молин Иллиру.
— Ничего насчет Артона или другого мальчика, но я все же кое-что почувствовала и знаю, что это ощутили и другие. — Иллира плотнее закуталась в плащ, и Молин понял, что Иллира еще раз собирается нарушить табу С'данзо на откровения. — Существуют камни, камни духа, оставшиеся от времен, когда люди нуждались в богах. Когда они были утеряны, появился род С'данзо и люди начали создавать богов ради чаяний и надежд…
— Если эти камни снова будут принадлежать людям, то нужда в богах отпадет.
Иллира смолкла. В комнате появился секретарь Молина с двумя чашами.
— Спасибо, Хокса, сегодня вечером ты мне больше не понадобишься. Возьми бутылку сидра, и приятного тебе вечера. — Молин лично передал чашу Иллире. — Ты полагаешь, что при помощи этих камней мы освободим твоего сына и Гискураса? — спросил Молин, глядя, как провидица молча смотрит на дымящуюся чашу.
Иллира покачала головой. То ли от слез, то ли от ароматного дымка подведенные глаза поплыли.
— Слишком долго. Один из потерянных камней был пробужден и уничтожен той ночью, часть его магии была направлена против детей, другая вошла в женщину, пришедшую ко мне со смертью в глазах, еще часть, подобно дождю, продолжает падать на землю Санктуария. Это несет только зло, Факельщик. Камень был поврежден, когда демоны прятали его в огне созидания. Наши легенды сыграли с нами злую шутку — люди больше не могут жить без богов. Другая женщина тоже чувствует это, а в тенях таится еще кое-что. Факельщик, в Санктуарии находится еще один камень, и он хуже первого.