– Представил, – сказал Морской Змей. По его тону было видно, что он не протестует, – просто п р и в ы к а е т к только что услышанному. – Но это ж – американский боевик...
– Ни черта подобного, – сказал Мазур. – Американский боевик – это три эффектных, но громоздких гранатомета на шее и совершенно ненужные пожарища до горизонта. Какие тут, к херам, менты и свидетели...
– Ну хорошо. Давай логично. Их много. Есть еще тот пакостный старичок с заимки, есть еще кто-то... Теперь ты мне объясни логично и аргументированно, почему тебе нужен скальп именно этого типа?
– Потому что до заимки и старичка – семь верст до небес и все лесом. А Прохор в Шантарске. Что, нелогично? Ну пойми ты! – вырвалось у него чуть ли не с мольбой. – Тут как по Высоцкому – я должен хоть кого-нибудь убить... И ты – не тот субъект, который будет от таких слов приходить в ужас, валерьянку по карманам шарить... Двадцать лет я ничего не просил, раз в жизни потянуло использовать служебное положение в личных целях. Ты не думай, я тебе не стану устраивать цирка и орать: мол, ты мне больше не друг. Столько лет из жизни не вычеркнешь. Я к тебе просто буду по-другому относиться. Или тебе наплевать? – Он опустил голову, помолчал, но закончил решительно: – И потом, уж прости, должок за тобой...
– Ниджила? – моментально среагировал Морской Змей, и Мазуру показалось, что уголки губ у него опустились брезгливо.
В Ниджиле Мазур спас ему жизнь. Самым натуральным образом. После того как на тамошнем рейде ребятки Ван Клеена подорвали два сухогруза, Москва наконец просекла, что к чему, и туда срочно швырнули группу «морских дьяволов», в которой Мазур был старшим, а Морской Змей его заместителем. «Тюлени», малость привыкнув к безнаказанности, решили совершенно по-советски перевыполнить взятые обязательства – и пошли с минами к только что бросившему якорь «Туапсе».
И напоролись на комитет по торжественной встрече. На поверхности воды, конечно, не было не то что ряби – ни единого пузырька, кроме считанных людей, никто в порту и не подозревал, что метрах в пятнадцати под усыпанной солнечными зайчиками морской гладью началась мясорубка. Это было все равно, что драться в густом тумане – видимости никакой, под водой еще стояла мутная взвесь, потому что один из подорванных транспортов под завязку был набит зерном, и все это не успело осесть на дно...
Мазур его спас – без малейших натяжек. Мазур был единственным, кто видел, как Змея оглушили, и он колышущейся тряпкой стал уходить в глубину. Успел разделаться с доставшимся ему «тюленем», кинуться вдогонку и поднять Змея на поверхность – к превеликому изумлению торговцев бананами и эбеновыми статуэтками, крутившихся вокруг «Туапсе»...
– Ну что ты, – сказал Мазур. – Я ж не дешевка, про Ниджилу тебе напоминать. Я про Никановича. Когда с ним пришлось р е ш а т ь. Ты должен был, адмирал, правда? По предварительному раскладу ролей. Только у тебя глазки вильнули и рученька опустилась на пару миллиметров. Секунды решали, пришлось мне все на себя взять – из ребят никто и не заметил, только мы двое поняли и знаем только мы двое. Я бы тебе и не напомнил про тот должок...
А теперь вот, прости, приходится.
Они с неподвижными лицами долго смотрели друг другу в глаза. Потом адмирал встал, отряхнул бриджи, тихо бросил:
– Ладно. В темпе.
И решительно отвернулся, пошел прочь.
– Эй! – окликнул Мазур.
Морской Змей неторопливо повернулся, их разделяло метра три. Далеко от берега натужно тащилась моторка, на верхушке березы нелепым украшением покачивался жирный ворон.
– Если задумал меня тут же спровадить в Питер, так и скажи, – произнес Мазур. – Сразу скажи. Я все равно подчинюсь, не американский боевик играем, в самом-то деле...
Морской Змей неторопливо прошел разделявшее их расстояние, уткнул Мазуру в пуговицу на груди сильный палец и то ли с любопытством, то ли с грустью сказал:
– Это ты мне, значит, впервые за двадцать лет не поверил?
– Извини, – пробормотал Мазур, глядя на доски причала, длинные, с облупившейся местами рыжей краской. – Такие уж игры пошли...
– Дать бы тебе в рыло, да адмиралу неуместно... Я тебя не инструктирую и ни о чем не предупреждаю. Не маленький. Иди и режь. Ежели это тебе облегчит душу. Только я тебе заранее скажу: потом будет еще муторнее. Потому что всякие обычаи хороши исключительно для породившего их века... Извини, что говорю красиво, но адмиралу вроде бы и полагается цветистости изрекать...
Забинтованные пальцы уже не болели – только временами мастерски снятая кожа чуточку ныла, подергивающее зуденье распространялось к ладони, так и тянуло яростно почесать, но Мазур крепился. Голова была совершенно ясная, даже чересчур, – ему порой казалось, что под ногами не ощущается земли, словно бы плыл над асфальтом, легонько отталкиваясь кончиками пальцев. Но, если не считать этой странной невесомости, возникавшей и пропадавшей совершенно неожиданно, Мазур не чуял в себе никаких изменений. Прекрасно понимал, что означают беглые взгляды Лымаря, изучающие и уклончивые, однако сам готов был спорить на что угодно: никакого безумия, ни единого признака. Все зависит от точки зрения. Не так уж много времени прошло с тех пор, когда желание отомстить считалось самым что ни на есть естественным, мало того – долгом настоящего мужчины. А кое-где и сейчас считается. Уж Лымарю следовало бы знать – сам побывал в таких местах. И тяга отомстить, владевшая сейчас Мазуром, – еще не самая диковинная глупость в сегодняшней России, господа... В конце концов, не он начал древнюю игру и не он провозгласил ее изначальной...
– Внимание, вышла, – негромко сказал Голем.
– Вижу, – откликнулся Мазур, не поворачивая к нему головы.
– Вплотную один пасет. Один, точно.
– Ага. Фиксирую. Благо работает грубовато…
Молодая женщина в синем плаще, с копной рассыпавшихся по спине золотистых волос, обошла крохотную синюю «Оку», отперла дверцу и уселась за руль. Вплотную опекавший ее крепыш уже залез в белый «фольксваген», стоявший вплотную к синей малютке.
– Двое, – бросил Голем. – Чепуха. Едем?
Мазур кивнул. Движение здесь было одностороннее, что только облегчало им задачу. Они припарковались на противоположной стороне улицы, чуть подальше, и, едва «Ока» тронулась в неотступном сопровождении охраны, влились в поток, пропустив вперед парочку машин. В другое время им поневоле пришлось бы обогнать и вырваться вперед, но сейчас машины во всех рядах ползли с черепашьей скоростью – ближе к вечеру, как обычно, здесь начиналась жуткая пробка длиной в добрых полкилометра. Узкая улица не справлялась с потоком, ее забивало, как склеротическую артерию, а объездов не было, как водится, – лет двадцать назад никто и не предполагал, что город так разрастется, а машин прибавится вдесятеро...