— Подождите, по-вашему получается, что отнимать чужую жизнь — этично?
— Скажи, а этично ли казнить преступника, который убил множество людей не по необходимости, а ради собственного удовольствия и не собирается оставлять своего занятия, если не остановить его? При чем тут преступник?! Но подобное-то убийство ты сочтешь этичным? А эвтаназию? Как ты относишься к эвтаназии?
— У вас Андиста по какой графе проходит — преступницы или нуждающейся в эвтаназии? — обозлился Илья.
Мы ведь пока не об Андисте говорим, а об этичности убийства в целом. К тому же я предпочел бы сперва ответить на уже поставленные вопросы, а потом — на новые. Ты ведь начал с меня. Давай сперва со мной всё выясним. Первым человеком, у которого я забрал жизненные силы, был мой брат, пессимист и мизантроп. Он ненавидел этот мир и искал способ совершить самоубийство. Из принципиальных соображений. Потом предложил отдать свою жизнь мне, раз уж ему она ни к чему, а я принципиально не собираюсь спускаться к Истоку. Эти обстоятельства меня хоть немного оправдывают?
Сейчас можно рассказать всё, что угодно. Я ж проверить не могу…
— Но разве тот факт, что моя семья не отказалась от меня, не является доказательством?
— Уверен, вы родственников знатно заболтали…
— Не надо переоценивать мои возможности убеждать и недооценивать способности моей матери мыслить. А равно как и способности моего брата к тому же. Ведь ты предполагаешь, что я и его мог заболтать?
— Пользоваться жизнью своего брата вот таким образом — это мерзость! Я ни за что бы на такое не пошел!
— Тогда в результате скончались бы двое, а так один остался жить. Вообще этичность подобного расклада — вещь очень спорная. До сих пор в полную силу идут баталии. Сюда же относится вопрос, может ли мать одного своего ребенка отдать в приют, чтоб суметь прокормить второго, и можно ли сделать аборт, если понимаешь, что рождение нового чада нанесет ущерб тем, которые уже есть… Но мы сильно отвлеклись. Вернемся к Андисте. Надо сказать, она была согласна на эту сделку, а потом, когда деньги были переданы её матери, передумала.
— Поэтому была похищена и Ильдиста?
— На эту ситуацию можно двояко смотреть, — примирительно ответил Кернах. — Моя сестра решила именно так, я не совсем с ней согласен, потому как предпочитаю совершать подобные обряды с людьми, которые действительно согласны. Но она предпочла не вникать в ситуацию и положиться на своих людей. А те рассудили так, как рассудили.
— Но вы её отстаивали! Значит, уверены, что она права!
— Каждый человек будет отстаивать своих родственников, если привязан к ним. Если даже они не правы. А в той ситуации я всего лишь желал, чтоб закон был соблюден до конца. Согласись, что как бы ни выглядела ситуация, юрист обязан доискиваться дна.
— А вы — поборник строгого соблюдения законов?
— Несомненно. И жесткой власти. Поэтому и возглавляю роялистскую партию.
— Зачем вы мне всё это говорите? — сердито спросил Илья. Он так и не притронулся к пирогу.
— Потому что хочу, чтоб ты смотрел на ситуацию объективно. В том числе и на меня самого. Поверь, вовсе не такой монстр, каким меня живописуют.
— Ага, совсем другой.
— Не более, чем любой человек на земле, ну кроме, разве что, подлинно святых. Да, я преследую собственные цели и этого не отрицаю. Да, у меня есть свой взгляд на религиозную систему нашего мира. Я также считаю, что власть монарха будет куда как более выгодна государству и отдельным его представителям, потому что любая другая система порождает засилье бюрократии, которую вынуждены кормить налогоплательщики.
— Можно подумать, монарха не придется кормить!
— Ну сколько там съест один монарх. К тому же, в отличие от любого крупного чиновника, монарх — фигура чрезмерно публичная, в современном мире монарху приходится вести себя очень осторожно. Потому что его власть так же зависит от общественного мнения, как и власть той же кинозвезды или популярного актера. В условиях же конституционной монархии у правителя и нет возможности творить беспредел — он будет делать лишь то, что ему позволит конституция… Впрочем, к чему я это рассказываю так подробно? Ведь на твоей родине есть страны, где ещё правят короли. Вспомни, разве там творится что-то страшное?
— В Англии королева царствует, но не правит! — Юноша бросил эту, заученную ещё на уроках английского, фразу, словно перчатку в лицо противника.
— Я не Великобританию имел в виду. Там королева и в самом деле превращена в декоративный элемент государственного убранства. Правит Парламент, и, сдается мне, последнее время дела там идут не так хорошо, как хотелось бы. Я имею в виду другие монархические системы… — Несколько мгновений он молчал, испытующе глядя на собеседника.
— Да ни при чем тут монархические системы!
— Ты прав, наверное. Мы о другом вели речь. Я хотел объяснить тебе свою позицию в отношении сестры и девушки, которую она хотела использовать. Чтоб, так сказать, развеять предубеждение… Попробуй пирог, здесь их хорошо пекут.
— Вы думаете, я не знаю, почему вообще вам приспичило доказывать мне, что вы хороший?
— Вот уж чего я никак не собираюсь доказывать. Потому что категории «хороший», «плохой» вообще неприменимы к человеку. Я лишь хочу, чтоб ты взглянул на ситуацию и с другой стороны.
— Чтоб заполучить меня в качестве жертвы. Что я, не понимаю, что ли?!
— В качестве жертвы? Что ты имеешь в виду?.. А, понял. Ты уверен, что я хочу убедить тебя провести со мной обряд обмена — он так называется в просторечии — или обряд Обновления. Это не так.
— Да ладно, вы сейчас вообще что угодно наплетёте.
— Я стараюсь быть искренним. И терпеливым. — Он поднес к губам бокал, потом кивнул официантке. — Несите арруверу, деточка. Может быть, вашему юному клиенту она придётся по вкусу больше, чем пирог.
— Слушайте, отвяньте от меня! Не хочу я с вами говорить! Ну правда! — Это уже звучало как просьба. — Мне вообще наплевать, что и почему вы делаете.
— Думаю, нет, раз уж вы решили придумать за меня, что мне может быть от вас нужно. Хотя разгадка предельно проста. Вы обладаете Даром, которым до вас были наделены лишь представители императорского Дома. Разумеется, роялистской партии нужны в любом виде — как сторонник, как человек, так или иначе одобряющий её позицию, как активный участник… Да, разумеется, я хочу убедить вас, что у меня нет ни рогов, ни копыт. И поверьте, обряд обмена может состояться лишь в том случае, если вы сами этого захотите, никак иначе… В конце концов, мои дурные качества никак не распространяются на всех роялистов, согласитесь.
Илья молчал. Официантка принесла ему блюдо, и в растерянности он взял одну из трубочек, откусил кусок. Было вкусно.
— Я ведь не требую от вас чего-то конкретного, е хочу в чем-то конкретном убеждать, — сказал Кернах. — Просто давайте несколько раз встретимся, вы познакомитесь и с другим взглядом на известные вам вопросы, это всё, чего я хочу.