— Я только сунулся в буфет, как там в нижнюю дверь кто-то принялся ломиться, — сказал он, тяжело дыша. — В ту, которая рядом с буфетом.
— Что — тоже в замок стреляли?
— Стреляли. Только не сразу попали. Я потому и решил плюнуть на все, так ничего и не успел найти. Услышал очередь — и выскочил. Бог с ней, со снедью, потом посмотрим, что там есть. К счастью, я опередил их ненамного.
— Они уже здесь?
— А не слышишь?
Кайндел прислушалась. Внизу гудели голоса, громыхали шаги, и шум, будто несомый самумом шар перекати-поля, приближался стремительно. Она втолкнула Сергея и его пузатую добычу в костюмерную, бегло оглядела лестницу — слава богу, на улице было сухо, и грязных следов на мраморе они не оставили — и мягко, без стука, притворила дверь.
— Закрывай, — коротко приказала она Лети. Та щелкнула замком. К счастью, с этой стороны оказалось достаточным просто повернуть колесико. — Давайте за мной, ребята.
Одежда здесь висела очень плотно на длинных, поставленных довольно близко вешалках. Торопясь, но при этом стараясь шагать бесшумно, они проскочили мимо «Царской невесты», «Богемы», «Лебединого озера» и «Тоски», мимо «Cosi fan tutte» и «Евгения Онегина». В извивах переходов и переулков меж громад костюмных бастионов заблудиться ничего не стоило, но девушка чувствовала направление. Когда настала пора, она сделала поворот и привела всех к небольшому, совершенно теряющемуся в тряпочной чащобе свободному закутку, где стоял большой гладильный стол и старинная, наверняка уже толком не работающая машинка.
Должно быть, здесь работницы периода расцвета Консерватории приводили в порядок расползшиеся швы нарядов, прикрепляли обратно отлетевшую тесьму. Позднее этот закуток, разумно отведенный для швей и гладильщиц, признали весьма функциональным, оборудовали всем, что необходимо современным мастерицам, и буквально нашпиговали разнообразными — на любые вкусы — розетками. Имелся здесь впечатляющий набор утюгов всех эпох, цветов и размеров, иглы и нитки, отрезки лент и тесемок и пять разномастных кружек.
— Располагайтесь, — устало проговорила Кайндел. — Илья, отправляйся к центральному проходу, тому, из которого видна главная дверь в костюмерную. Не высовывайся, следи — войдут или нет. Нас предупредишь. Сергей, иди, погляди, нет ли тут других входов. Только не потеряйся. Горо, обыщи тут все, нет ли какой-нибудь неприметной кладовой, где мы все можем спрятаться, если они вдруг сюда вломятся. Лети, будешь мне помогать, а заодно посматривай в окно… Нет, свет не включай. Нас тут, как ты понимаешь, нет. А ты, Роман, снимай штаны и ложись на гладильную доску. Так мне будет удобнее.
— Куда ложиться? — у Романа округлились не только глаза, но и губы.
— Сюда, — Кайндел кивнула на большой гладильный стол, вполне рассчитанный на то, чтобы на нем расстелить какое-нибудь платье царицы Екатерины. Недостаток места здесь, в отличие от современных малогабаритных квартир, не ощущался, поэтому те, кто мастерил этот стол, действовали с размахом.
Парень покорно расстегнул пряжку ремня. Улегся лицом вверх с видом жертвы, предназначенной для изнасилования и последующего съедения драконом. Девушка еще не успела приступить к обработке его раны, когда вернулся Горо и доложил, что поблизости действительно имеется небольшая кладовочка наподобие вместительного шкафа, откуда можно аккуратно убрать полки и все содержимое, а потом спрятаться. Чем ему и было приказано заняться.
Заклинание, положенное на Романову рану, иссякло, и снова пошла кровь, густая и темная. Распотрошив аптечку, Кайндел обработала входное отверстие спиртовой салфеткой и другими асептическими средствами, выуженными из комплекта, потом вынула коллагеновую кровеостанавливающую губку, отрезала щедрый кусок и плотно прибинтовала.
— Как ощущения? — спросила девушка.
Роман поморщился.
— Издеваешься? Болит…
— Терпи.
— Почему не магией-то? Так было бы лучше и быстрее…
— Нельзя сейчас магию. Консерватория набита народом, в том числе, возможно, чародеями, которые вполне способны почувствовать применение заклинаний с короткого расстояния. Так что терпи.
— Ну… Злыдня! Дай хоть болеутоляющего.
— Нет ничего. Можешь глотнуть анальгина, если хочешь.
— Внимание! — проговорила Лети, поднимая палец.
Действительно, шумок приблизился, и Кайндел жестом приказала Лети и Горо взять все вещи и тащить их в укрытие, причем на цыпочках. Потом помогла хромающему Роману добраться до шкафа и спрятаться там. Вскоре показался Сергей, еще более встрепанный и перепуганный, чем раньше, но как всегда вовремя. За ним, крадучись, шел Илья, похожий на медведя на коньках, особенно когда старался идти на носочках.
Они с большим трудом втиснулись в огромный шкаф (тем более что Роман стоять не мог и уселся на пол, заняв особенно много места) и, подцепив створки изнутри, заперли их вешалкой. Сначала в пыльной утробе шкафа царила полнейшая тьма, а потом свет постепенно стал просачиваться через щелочки и зазоры между рассыхающимися дверцами и стенками.
— А теперь, господа, начинайте медитировать, — прошептала девушка, подталкивая Сергея в бок. — Только без дураков, господа. С полной отдачей — от этого зависит наша жизнь…
Лети, Горо и Илья послушались немедленно. Роман, которому постепенно становилось все хуже, прикрыл глаза и, казалось, просто отключился от реальности, хотя и не потерял сознания. Кайндел ничего ему не сказала, потому что его состояние, пожалуй, годилось не меньше, чем полноценная медитация. В свою очередь, Сергей несколько минут честно пытался медитировать, но у него ничего не получилось. Снаружи уже постукивали каблуки — чужие явно расхаживали по костюмерной, то ли в поисках, то ли для очистки совести. И тогда доведенный до отчаяния парень поднял глаза вверх и забормотал почти неслышно:
— Изми мя, Господи, от человека лукава, от мужа неправедна избави мя, иже помыслиша неправду в сердце, весь день ополчаху брани, изостриша язык свой, яко змиин, яд аспидов под устами их. Сохрани мя, Господи, из руки грешничи, от человек неправедных изми мя, иже помыслиша запяти стопы моя [1] …
Молитва коснулась их сознания, будто перышко щеки, и удивительным образом умиротворила прячущихся в шкафу. Кайндел, владевшая приемами работы с сознанием, скрывающими ее присутствие от любых, даже магических, глаз намного лучше, чем медитация, внимательно прислушивалась к происходящему снаружи и скоро убедилась, что люди Алого Круга даже и не подумали заглянуть в закуток, где стоял шкаф.
Правда, поисковые чары кто-то применил, но такие слабенькие, что, ощутив их присутствие, девушка едва не рассмеялась. Даже просто притихших, не использующих магию оэсэновцев они вряд ли нашли бы, а перед медитирующими, то есть отправившими свои сознания в иные сферы, были совершенно бессильны. Отгородив себя барьером иного пространства, она с любопытством следила за тем, как заклинание пыталось отыскать чужих и, потерпев фиаско, свернулось и рассыпалось в прах. Никто здесь не колдовал, не пользовался артефактом, уцепиться заклятью оказалось не за что, а молитву как магию оно не восприняло.