Фон Лютцов не питал иллюзий в отношении итогов войны. Ему пятьдесят шесть лет. Первую мировую войну он закончил в звании майора генерального штаба и умел мыслить стратегически. Германия повторила ошибку, затеяв войну на два фронта. Ей не выстоять. Не хватит ни материальных, ни стратегических ресурсов. На Восточном фронте у русских полное превосходство: они господствуют в воздухе, у них больше танков, пушек, солдат, наконец. Русские научились воевать: офицеры, приезжающие с фронта, рассказывают об этом с горечью. Если в сорок первом русские бежали от немецких танков, то теперь бегут немцы. Цвет люфтваффе погиб, оставшихся мальчишек, наскоро обученных в летных школах, русские сбивают, как куропаток. Все, как в 1918-м: недостаток оружия, боеприпасов, медикаментов, питания… Не сегодня завтра откроют второй фронт на Западе. В Берлине до сих пор есть недоумки, считающие, что дальше Италии союзники не пойдут. Как бы не так! Сталин заставит «железного борова» Черчилля воевать, он это умеет, высадка союзников на западе Европы неизбежна. Это крах. Все из-за фантазий несостоявшегося австрийского художника, возомнившего себя гениальным полководцем. Прежде чем нападать на СССР, следовало разделаться с Англией. Год-другой большевики обождали бы: сорок первый показал, что они не готовы к войне. Русские не стали бы первыми нападать на рейх – им это без нужды. Они скрупулезно выполняли советско-германские соглашения, безумные планы о мировой революции остались в прошлом. Разгром Коминтерна, учиненный Сталиным, доказал это. Германии не следовало идти на Восток! У Наполеона получилось захватить Европу, но он обломал зубы о Россию. Чтоб завоевать, а тем более удержать эти пространства, у старой Европы не хватит солдат. Не соверши Наполеон глупость, Франция простиралась бы от Ламанша до Немана. Рейху надо было остановиться у Буга. Да только что теперь…
Фон Лютцов не был противником войны. Германии следовало взять реванш за унизительную капитуляцию 1918 года, а народ рейха нуждался в жизненном пространстве. Война предоставляет умному и честолюбивому офицеру великолепные возможности для карьерного роста. Фон Лютцов отличился на поприще разведки в Первую мировую, где действовал против русских. За три года поднялся от лейтенанта до майора, стал бы полковником – на Восточном фронте, в отличие от Западного, у немецких армий положение было хорошее. Однако война закончилась, и пришли двадцать лет прозябания. Фон Лютцова не отправили в запас, как тысячи других перспективных офицеров (помогли родственные связи), но жить пришлось скудно. Его ветвь фон Лютцовов не отличалась зажиточностью, мужчины поголовно служили в армии, которая их кормила. В мирное время количество корма катастрофически уменьшалось.
Война давала возможность быстро разбогатеть (фон Лютцов свой шанс не упустил) и удовлетворять желания, немыслимые в ханжеской среде рейха. На пороге пятидесятилетия фон Лютцов потерял интерес к зрелым женщинам. Дело было даже не в жене, постаревшей и подурневшей, на такой случай в Берлине хватало девиц легкого поведения. Полковника (в ту пору еще майора) стали интересовать девочки, не вступившие в период полового созревания. Желание было столь сильным, что он сорвался. Получилась некрасивая история с дочкой служанки, едва удалось замять. Фон Лютцов остался без сбережений и жены, но на свободе и при должности. О жене полковник не переживал – она давно надоела, а вот денег было жалко. Тут как раз случилась война с Польшей. Спецподразделение абвера под командованием фон Лютцова заняло поместье, брошенное убежавшими в Лондон хозяевами. Бегство было спешным: во дворце осталась прислуга, на стенах висели картины старых мастеров, буфеты ломились от фамильного серебра и дорогого фарфора. Фон Лютцов велел все это собрать, аккуратно упаковать в ящики и отправить на его адрес в Берлин. Чтоб офицеры и солдаты держали язык за зубами, майор разрешил им разграбить винный погреб, взять в поместье то, что осталось, а в окрестных деревнях – что душа пожелает. Однажды, выйдя во двор, фон Лютцов увидел девочку лет двенадцати, грязную, босую, в разорванном платье. Она стояла у дверей кухни, просительно глядя на входящих и выходящих местных рабочих. Фон Лютцов ощутил сладостное томление в низу живота – то самое, что едва не привело его в тюрьму. Он остановил рабочего.
– Чья? – спросил, указывая на девочку. Фон Люцов неплохо говорил по-русски и по-польски.
– Ничья, пане! – сказал рабочий. – Беженка. Их сейчас много по дорогам…
Фон Лютцов заговорил с девочкой. Робея, она сказала, что сама издалека, родители потерялись, когда семья убегала от войны, она не знает, куда идти и что делать, к тому же очень хочет есть. Фон Лютцов велел беженку сытно накормить, после чего доставить к нему для допроса. Денщик позаботился о горячей ванне, ко времени, когда девочку привели, все было готово. Фон Лютцов запер дверь, велел девочке раздеться и лезть в ванну. Она послушалась. Полковник лично вымыл ее (руки у него при этом дрожали), затем завернул девочку в простыню, отнес в кровать. Она закричала, когда ей стало больно, он погрозил кулаком, и она умолкла. Только стонала. Эти стоны, слезы, бегущие из голубых глазок, возбуждали полковника невероятно. Фон Лютцов мычал от наслаждения, пускал слюну, завопил, когда страсть вошла в апогей, и упал на кровать обессиленный.
Девочка сбежала в тот же день, но майор не огорчился. Он теперь знал, что делать. Удовольствие, полученное от неизвестной беженки, было незабываемым. Когда вермахт встал на границах СССР и работа абвера вошла в спокойный ритм, фон Лютцов обзавелся экономкой. Эта была Эмма Штольц, его давняя знакомая и преданный агент. Некогда Эмма содержала публичный дом, но пришедшие к власти нацисты стали бороться с развратом, Эмма дом потеряла. Фон Лютцову удалось пристроить ее экономкой в приличную семью. Добрым буржуа он сказал, что Эмма – почтенная вдова, потерявшая мужа на Восточном фронте в 1918-м. Офицеру буржуа поверили. Эмма оказалась хорошей экономкой: что-что, а деньги считать она умела. Однако тяжелая работа (ей приходилось не только вести хозяйство, но и кухарить, подавать на стол, мыть посуду) и скудное жалованье Эмму, привыкшую к веселой жизни, мало устраивали. Она охотно откликнулась на зов давнего приятеля. Занятие было знакомо, работы мало, а жалованье – великолепное. Эмма находила сироток в детских домах, а то и вовсе на улице: приличного вида немке, желающей приютить сироту, охотно верили. Все девочки были светловолосыми и голубоглазыми, как желал майор. В Польше разыскать таких было не трудно, в России – и подавно. О добром сердце полковника, пекущегося о сиротах, в его окружении говорили уважительно. Конечно, хорошо, чтоб призреваемые им дети были арийской крови, но где взять немецких сирот в Польше или России? Тем более у воспитанниц была надлежащая арийская внешность. Девочки содержались строго: выходили из дому только под присмотром экономки, с посторонними не общались, зато были хорошо одеты, сыты и выглядели довольными. Фон Лютцов регулярно навещал подопечных, привозил им подарки. Для офицера, потерявшего семью (подробностей развода коллеги не знали), его поведение было понятным: кому не хочется провести вечерок в окружении милых ангелочков, их детского лепета? О том, что этот лепет ночами превращается в стоны, коллеги или не знали, или делали вид, что не догадываются.
Вместе с источником наслаждения фон Лютцов нашел на войне источник обогащения. Неразграбленных поместий более не попадалось, да и путь этот таил опасность. Трофейные ценности следовало сдавать рейху, за этим строго следили, фон Лютцову повезло, что никто не проболтался о поместье. Источник денег оказался прямо под ногами. Абвер, как любая военная контрразведка, присматривал за армией, это проще делать там, где офицеров много, где они расслаблены отдыхом и спиртным. Мысль открыть гостиницу специально для офицеров, оборудовать ее подслушивающей аппаратурой, подобрать толковый персонал, который шпионил бы за постояльцами, пришла в голову фон Лютцову еще в Польше. Продажа награбленного имущества принесла необходимый стартовый капитал. Офицерам абвера вести дела одновременно со службой запрещалось, поэтому фон Лютцов провел переговоры с владельцами известной сети гостиниц, те его план поддержали. Полковник (в ту пору уже полковник!) стал акционером уважаемого предприятия с правом получения половины прибыли от восточных отделений. Прибыль шла хорошая: профессионалы из гостиничной сети умели ставить дело, а фон Лютцов следил, чтоб конкуренты не мешали. Если кто-то из них начинал претендовать на его кусок пирога, неугодная гостиница подвергалась ночным проверкам, что очень не нравилось постояльцам, персонал арестовывали, а то и вовсе отправляли в концлагерь. В России с конкурентами было и вовсе просто – по причине их отсутствия. Опасность ведения дела на территории, где гостиницу для немцев запросто могли обстрелять, взорвать, бросить гранату в зал ресторана, отпугивала серьезных конкурентов, мелкие были не в счет. Гостиница в N приносила полковнику тысячи марок ежемесячно, плюс была великолепным прикрытием для оперативной работы.