Покончив с оружием, Крайнев достал из буфета бутылку коньяка и два стакана.
– Я не буду! – сказал Седых.
Крайнев глянул на него удивленно.
– Нельзя сейчас! – пояснил Седых. – Вы пейте! У вас лицо – больно смотреть.
Виктор налил себе полстакана, залпом выпил и сел у окна. Он курил, наблюдая за улицей в щель между занавесками. Ему было плохо. Не оттого, что случился провал – он его ждал и мысленно был готов. Он корил себя, что не заехал за Эльзой – ни сразу, ни потом. Не сообразил, подвело похмелье. «Николай привезет ее! – повторял он мысленно как заклинание. – Обязательно привезет! Немцы не знают, кого искать, а Эльза не вызывает подозрения!..» Крайнев докуривал третью сигарету, когда у дома остановилась знакомая бричка. Кучер (это был все тот же молчаливый помощник Николая) соскочил на дорогу и проворно открыл ворота. Бричка заехала во двор, кучер аккуратно прикрыл тяжелые створки. Из брички выпрыгнул Николай. Крайнев привстал, ожидая, что следом появится Эльза, но Николай вытащил из повозки мешок и, не оглядываясь, пошел в дом. Крайнев бессильно опустился на скамью…
Фон Лютцов вернулся к себе в прескверном настроении. Он ожидал, что разговор с Шойбером выйдет неприятным, но не предполагал, что настолько. Полковник сам попросил о встрече, Шойбер неожиданно легко согласился. Как понял позже фон Лютцов, начальник СД рассчитывал на полезный для сторон обмен информацией, но полковник заговорил о другом.
– Абверу не удалось найти русского шпиона, – сказал он хмуро. Полагаю, СД тоже. Я прав?
– Работаем, – неопределенно отозвался Шойбер.
– Заканчивается последний день предоставленного нам срока, – продолжил полковник, мысленно выругавшись. – Завтра докладывать о результатах.
– В нашем распоряжении полдня и целая ночь.
– Давайте откровенно, Шойбер! – сказал фон Лютцов. – Ни вы, ни мы с заданием не справились. За оставшееся время вы сломаете кости еще нескольким русским, но ничего не добьетесь. Если б у вас был результат или хотя бы надежда, вы не стали бы со мной разговаривать. У вас нет причин любить меня, у меня, сами знаете, после истории с Петровым к вам стойкая неприязнь. Но сегодня мы должны забыть о личных чувствах. Вполне возможно, после завтрашнего доклада мы будем сидеть в одном окопе на Восточном фронте. Мне этого не хочется, вам, думаю, тоже.
– Что предлагаете? – спросил Шойбер.
– Гаулейтеру нужен шпион, так дадим его! Мертвого. Еще лучше, если труп будет не один. В результате розыскных мероприятий был установлен адрес конспиративной квартиры, туда выехала группа задержания, но большевики не пожелали сдаваться. В ходе состоявшейся перестрелки фанатики-большевики погибли или покончили с собой – на ваш выбор. Я готов отойти в тень и все почести по случаю успешного розыска отдать СД.
– А также все неприятности, если история вскроется! – хмыкнул Шойбер.
– Я не заинтересован в раскрытии тайны, – сказал полковник. – Ваши люди тоже. Успешное выполнение задания предполагает награды, повышения в звании, отпуска… Все будут молчать!
– И настоящий шпион?
– То есть?
– Мы доложим, что шпион обезврежен, а тот продолжит работу. После чего нас ждет не фронт, а виселица. Или гильотина.
– Полагаете, шпион еще в N? Заблуждаетесь! Вы развернули в городе сеть передвижных пеленгаторов. Удалось засечь русский передатчик?
– Он не выходил в эфир.
– И не выйдет. После массовых арестов, учиненных на станции, о шпионе знает весь город. Мы имеем дело с умным и хитрым врагом, скорее всего, группой врагов. Она действовала профессионально и осторожно, поэтому мы ни о чем не догадывались. Нет, Шойбер, шпионов в N больше нет. Они давно на пути в Москву или пьют за свой успех где-нибудь укромном месте.
– Хотелось бы верить. Однако большевики упрямы и мало дорожат своими жизнями. Мы сделаем доклад, а передатчик обнаружится.
– Всегда можно сказать, что групп было две. Одну обезвредили, другая осталась.
– Это нас не спасет, – сказал Шойбер. – Назначат расследование, правда откроется… Благодарю вас за предложение, полковник, но вынужден его отклонить. Мне дорога моя жизнь, но я готов жертвовать ей ради рейха! Если гаулейтер решит: мое место в окопе, я пойду в окоп!
«Тупой ублюдок! – думал фон Лютцов дорогой. – Твое место действительно в окопе! Еще лучше – на русских проволочных заграждениях… Пока в СД заправляют такие идиоты, русские шпионы будут чувствовать себя в нашем тылу, как дома…» Обругав Шойбера, полковник стал думать о другом. Надо было решать, как спастись. Он уведомил Канариса о происшествии, но адмирал ему не поможет – утратил доверие Гитлера. Остаются родственники. В вермахте служат люди с фамилией фон Лютцов, некоторые занимают немаленькие должности. Надо позвонить каждому. Объяснить, что ловить русских шпионов среди рабочих железнодорожной станции – задача СД, а не абвера. Военная контрразведка обязана поставлять вермахту достоверные данные о противнике, фон Лютцов как раз этим занят. Из-за идиота Шойбера может сорваться широкомасштабная операция в тылу русских. Разумеется, родственники не обрадуются его просьбе, но все они солдаты и прекрасно понимают, как нужны вермахту разведданные. Пусть включат все свои связи… Полковник понимал, насколько шатки его надежды, но другого не оставалось. Настроение было соответствующим.
В приемной полковника ждал Крюгер. Он молча протянул полковнику листок. Это была радиограмма.
«На ваш запрос сообщаем, что интендантурррат Зонненфельд пропал без вести в период 22–23 сентября 1943 г. Он был откомандирован на склад армии за военным снаряжением, которое получил, но в часть не вернулся. Вместе с Зонненфельдом бесследно исчез водитель из русских вспомогательных частей. 24 сентября после нападения русских партизан на поселок Торфяной Завод в этом населенном пункте был обнаружен грузовик, на котором передвигался Зонненфельд. Грузовик оказался пуст, на полу кузова найдены следы крови, о судьбе интендантуррата и водителя местные жители ничего не знали. Предполагается, что оба стали жертвами бандитов. Соответствующее уведомление семье Зонненфельда направлено.
Командир дивизии…»
– Когда получена радиограмма? – спросил полковник.
– Час назад.
– Так что же ты!.. – полковник осекся, вспомнив, где он только что был. И о том, кто составлял запрос. – Всех офицеров ко мне! Немедленно!
Минуту спустя фон Лютцов отдавал распоряжения. Короткие, четкие, ясные. Группу захвата – на армейский склад. Арест, обыск, снятие показаний. Группу – к дому Зонненфельда. Арест, обыск, опрос соседей. Группу – в гостиницу. Арест, обыск, опрос персонала. Действовать быстро, но по возможности тихо. Послать на станцию за Петровым: возможно, он видел лже-Зонненфельда среди сотрудников НКВД. Приказания фон Лютцов отдавал автоматически: новость оглушила его. Обдумывать было некогда, требовалось действовать. Хорошо, что вышколенные подчиненные не задавали вопросов. Молча брали под козырек и уходили. На лестнице раздавался топот сапог, со двора доносился шум моторов. Когда последний грузовик уехал, полковник подошел к окну и некоторое время бездумно смотрел на пустынный двор. Способность мыслить вернулась не сразу.