– Прочти! Громко, чтоб все слышали.
Овлур поклонился, и медленно, старательно выговаривая слова, стал читать молитву. Половцы притихли. "Думают, что пощады у меня просит за дерзость", – догадался Игорь. Райгула с Михалкой недоуменно переглядывались.
Овлур закончил, размашисто перекрестился и склонил голову в поклоне. Игорь молча показал ему, чтоб ехал рядом, и тронул бока коня пятками. Остальная охота зарысила следом.
– Кто в твоем роду из половцев? – спросил Игорь жестко, не давая возможности толмачу вывернуться.
– Мать. От нее и выучился по-кипчакски.
– Отец здесь женился?
– На Руси.
– Полонная была?
– Вольная. Мы у самого Поля жили, половцы к нам мирно ездили – торговать. Однажды мать, тогда еще девушка, приехала со своим отцом на базар – за платьем, украшениями. Там отец ее увидел. Загорелся. Мать красивая была, у отца – деньги… Дал деду моему калым – так и сговорились…
– В блуде с ней жил?
– Венчался. Сначала окрестили ее, конечно. Я на Руси родился. Потом был набег, и всех погнали в Поле. Отец кузнец, поэтому нас оставили ему – лишь бы работал в кузне.
– Добрые мечи кует?
– Дрянь! Не хочет, чтобы русских ими рубили. Его мечи красивые, ладно лежат в руке, но хрупкие – от удара по железу щербятся.
– Может, лучшие не умеет?
– Поганые тоже так думают – и слава богу! Не то отцу пришлось худо. Вот! – Овлур снял с пояса небольшой нож и протянул его князю. Игорь взял. Лезвие длиною в ладонь, рукоятка из рога удобно лежит в руке. Мясо с костей за столом срезать таким сподручно, при случае можно и горлу полоснуть. Еще лучше – короткий удар в печень…
– Подарок, – поклонился Овлур. – Бери, князь! Долго пользоваться будешь – этот нож не нужно точить.
– Затупится! – покачал головой Игорь, пробуя пальцем острие. – Все ножи тупятся.
– Здесь сверху мягкое железо, а внутри – твердое. Чем больше им режешь, тем нож острее. Такие ножи в Поле только мой отец кует.
– Что ремесло не перенял?
– Отец запретил. Сказал: пусть грех, что он поганым оружие делает, будет только на нем.
– Ты решил стать воем? Из лука стреляешь хорошо.
– Кончак велел быть при нем. Здесь. Я не воюю с Русью.
– Как толмач ты Кончаку нужнее, – усмехнулся Игорь. – Большим человеком в орде станешь.
Овлур вздохнул:
– Возьми меня с собой, князь! Хочу на Русь! Отец рассказывал, как красива русская земля, как богато украшена лесами, городами и храмами. Мне двадцать лет, а я леса не видел – не растут они здесь и ни в одном храме не был! Отец говорил: в храме сердцу хорошо. Хор молитвы поет, люди на Пасху поздравляют друг друга и христосуются. Звон колокольный над городами стоит и сеет в душу радость. Вечерами тихо и спокойно… На Руси меня будут звать Лавор, как в крещении нарекли, а не Овлур. Не люблю я поганых! Хочу со своими!
– Свои у тебя здесь. Их бросить не жалко?
– Мать умерла, – вздохнул Овлур. – Сестра замужем, дети у нее. Отец меня благословил идти в Русь. Сказал, что только радоваться будет.
– Кончак все равно не отпустит!
Овлур воровато оглянулся. Мирза с загонщиками рысили позади. Толмач склонился князю и прошептал горячо:
– А мы без спроса!..
* * *
Обедню служили в шатре. На небольшом столике у полотняной стенки стояли иконы, лежало Евангелие в кожаном переплете и напрестольный крест. Отец Георгий, нараспев читая молитвы, помахивал кадилом у столика, окуривал ладаном и молящихся. Их было немного: Игорь с Райгулой и Михалко, Овлур и десяток полонных бояр, живших в этой орде. Двое бояр сидели на подушках – еще недужили от ран.
Игорь стоял впереди, заученно крестясь и отбивая поклоны. Слова молитвы не держались в голове – мысли были о другом. Он невольно попробовал вытащить из кожаных ножен подарок Овлура, но тут же одернул себя – в храме нельзя. Пусть это шатер, не настоящая церковь, но все равно – грех!
Отец Георгий, молодой, рослый мужчина с черной короткой бородой, затянул символ веры. Все принялись повторять знакомые каждому с детства слова. Игорь покосился на Овлура. Тот произносил слова молитвы истово, а, закончив, размашисто поклонился до земли.
Батюшка дал отпуст. Игорь первым подошел к кресту, но, приложившись, из шатра не вышел, стал в стороне. Никто не удивился: князь хочет поговорить со священником – его дело. Когда все, поцеловав крест вышли наружу, отец Георгий подошел к князю.
– Благослови, батюшка! – смиренно сказал Игорь, складывая руки перед собой. Священник перекрестил его склоненную голову. – Поговорить надобно, – продолжил Игорь вполголоса. – Лавор у тебя исповедуется?
Священник кивнул.
– И что он за человек?
Отец Георгий побагровел.
– Тайна исповеди нерушима!
– Я не спрашиваю про его грехи, – смиренно сказал Игорь. – Я только хочу знать: могу я ему верить или нет?! Это можешь сказать?
– Все, что православный говорит на исповеди, он говорит богу. Кощунствуешь, княже!
"Во, попался твердолобый! – раздраженно подумал Игорь. – Уперся!"
– Ты, батюшка, за кого? За русских, или поганых, что сжигают наши города и веси? Божьи храмы, монастыри не милуют…Что не хочешь помочь?
– Наш город половцы не трогают, – отец Георгий облизал пересохшие губы. – Донец платит им дань, мы живем мирно. Потому я здесь.
"Не скажет, – понял Игорь. – И пытаться не стоит".
– Прости меня, батюшка, – склонил смиренно голову. – Давно уже в полоне, душа не на месте, думается всякое.
– Бог простит! – обрадовано сказал священник.
– Вместо того, чтобы пытать тебя о Лаворе, следовало просто поговорить, – продолжил Игорь. – Две недели служишь, а я ничего не знаю о своем пастыре. Только что зовут Георгий, как и меня в святом крещении, – Игорь улыбнулся. – Доброе предзнаменование, правда?
Священник только улыбнулся в ответ.
– В каком храме в Донце служишь, батюшка?
– Преображения Господня.
– Настоятелем?
– Настоятель храм без попечения не бросит. Второй священник.
"Поэтому здесь, – улыбнулся про себя Игорь. – Хоть вы с половцами дружбу водите, а Поле настоятель ехать остерегся – обратно можно не вернуться".
– Семья большая?
– Четверо душ.
– Скудно живете?
– На все воля божья, – смиренно ответил отец Георгий, но Игорь понял – зацепило.
– Скучаешь по жене и деткам?
Батюшка только вздохнул.