Над темной гладью клубится белый туман. Вода холодная, просто ледяная. Начало весны. Ты кого-то ждешь. Ах да! Мужа. В той, прошлой жизни ты дворянка, благородная дама. Вас сослали в Сибирь. Озеро — перевалочный пункт.
«Ставрог, — раздается в голове чей-то голос. — Озеро Ставрог». Как называли его местные жители, ты не слышала, но твердо знаешь, что это название лесного зеркала истинное. Его глубину не знает никто, а ты идешь по воде, приподняв подол дорогого платья, без чулок, босиком… одна, а вода все по колено. Уже почти середина, а дно все мелкое. Должно быть, холодно, а ты не чувствуешь стужи.
— Барыня, — кричат с берега холопы, — вернитесь, негоже вам, касатка, морозиться!
А ты уже ничего не чувствуешь, ничего. Эх, голубушка, оказались твои хрупкие плечи посильней, чем у надежи-мужа. Погиб в дороге от лихорадки. Это крестьяне только что принесли тебе скорбную весть вместе с велением государя «возвращаться назад». На вдову немилость больше не распространяется. Но зачем тебе она, если нет милого?
А ведь ты ждала, ждала своего ненаглядного все восемь месяцев в жалкой избушке на берегу. Каждый день выбегала навстречу и смотрела на дорогу. Теперь уже незачем ждать. Он не придет. И тебе теперь уже ни холодно ни жарко. Эх, Ставрог, Ставрог, что же ты так со мной?
Потому-то ты и не любишь Сибирь.
По щеке скатывается слеза. Ты приходишь в себя и выглядываешь в окно. Берез уже меньше, но они все еще есть. Опять перед глазами проплывает линия событий…
Ты уже не дворянка, комсомолка, товарищ. Едешь в Сибирь. Точнее, спасаешься. Почему так далеко? Снова не знаешь. Эта война пришла внезапно… а новая начнется пятнадцатого ноября две тысячи одиннадцатого года. В голове еще кружится странная дата: девятнадцатого мая две тысячи девятый. Что она означает? Не знаешь.
— Приехали! — доносится крик кучера.
Выползаешь на свет, разминаешь ноги, оборачиваешься, и кровь стынет в жилах. Ставрог! Ты уже была здесь. В прошлой жизни, дворянка. Ждала, как и теперь, но тогда он не пришел и теперь не явится. Твоего мужа немцы убили на глазах, застрелили в спину прямо на берегу озера, так похожего на это. Только там были еще березы. Белые такие, грустные. Мертв, а сентиментальная женская душа все равно замирает в надежде, что он придет. Сердце от грусти и тоски сжимается чуть ли не в кулак. Ты очень хочешь, чтобы он вернулся. И прекрасно знаешь, что напрасно, но почему-то не хочешь верить…
Эх, Ставрог, Ставрог. Опять ты. Зачем ты пьешь мои слезы, сердце, душу? Почему так или иначе попадаю к тебе?
— Приехали! — стучит кучер по дверце. — Вылезай, подруга! Ты что там? Уснула?
Ты спохватываешься и вздыхаешь с облегчением. Великая Отечественная давно прошла. Но… но зато теперь пятнадцатое декабря две тысячи одиннадцатого… Перевалочный пункт. Островок спасения. Ты выходишь наружу, и сердце охватывает паника. Точнее — истерика.
Ставрог, Ставрог! «Старый враг». Чистый, прозрачный, почти звонкий воздух. Безмятежность. Серая стальная гладь. Ставрог кажется круглым как блюдце, но это не так.
Ты берешь вещи и направляешься к старой хижине на берегу. Она уже изрядно покосилась, но ее кто-то давно чинил. Перезимуем. Сердце снова сжимает тоска и тревога за родных. Весной поедешь дальше. И больше здесь никого не ждешь. Нет у тебя мужа… Не успела встретить… И любимого тоже… Но почему тогда сердце охватывает жгучая боль? Почему все равно кого-то ждешь? Ведь никто за тобой не явится. Ты одна. Одна в лесу на берегу озера в незнакомой, но столь нелюбимой Сибири. Только ты и озеро. Тогда почему ты каждое утро все так же выбегаешь из избы и вглядываешься вдаль дороги? Зачем?
Зачем ты пьешь мои слезы, Ставрог? Зачем питаешься горечью? Всегда со мной. Почему?
Треснул порог, поехала крыша. Пытаясь поправить обиталище, под косяком нашла старое почерневшее серебряное колечко. Долго мыла в ледяной воде, пока не оттерла. Закоченели пальцы. Весна. Ранняя. Счет времени уже потерян. Но скоро в путь. На тыльной стороне колечка почти затертые буквы: «Спаси и сохрани». Ты помнишь его? Венчались в костеле… Ты была дворянкой. Этот маленький кружок серебра надели тебе когда-то на палец…
Внезапно кусты затрещали, и на полянку вышло пятеро солдат. Чужих. Добрались-таки! Не скрыться. Один из них нацелил пистолет тебе в грудь. Все, конец. Смотришь в глаза пришельцу и видишь ЕГО. Милый, милый, ты не доехал ко мне мужем, но пришел врагом. Ну давай же, стреляй, милый, разорви эту связь с озером, в котором я ни утонуть, ни забыться не могу. Я хочу, чтобы оно перестало мне сниться, устала вечно хоронить любимых. Убей, разорви эту нить, эту бесконечную связь. Прошу.
Кто-то из спутников что-то сказал моему. Их язык непонятен, но смысл откуда-то известен.
— Подожди, — говорит один, — не стреляй в нее пока. Она хорошенькая. Скрасим досуг.
Остальные горячо поддерживают. Он опускает пистолет и подходит к тебе ближе.
— Нет! — оборачивается мужчина к остальным. — Извините, друзья, но ваш досуг отменяется, я со своим зрением совсем дошел: жену не признал…
Ты просыпаешься в холодном поту и первое время не можешь определить, где находишься. Фу, все нормально: дома. А число? Январь две тысячи восьмого. Подрываешься к атласу. Нет. Нет такого озера Ставрог. Но в душе живет четкое ощущение реальности места и водоема. Так звали его изначала времен славяне. И вот это синее пятнышко на карте так похоже на него!
Пошла на кухню, выпила стакан воды. Открыла кран, долго смотрела на струю, прежде чем решилась умыться. Холодная вода бодрила и прогоняла прочь сон и тревогу, так явно ощущавшуюся в сердце. Ставрог, если ты существуешь, сделай так, чтобы мы ни при каких обстоятельствах не встречались. Пожалуйста! Хочется в жизни тепла и мира.
Габриель проснулся со странным чувством тревоги. Последнее время бессмертному часто снился Ницше. К чему это? Мужчина не хотел вспоминать об этом своем неудавшемся эксперименте, окончившем существование в психиатрической больнице. Не любил вспоминать. Но сегодня какое-то странное ощущение тянуло его, как на привязи, на улицу, звало, интриговало, требовало. Габриель не привык игнорировать собственную интуицию и немедленно последовал внутреннему голосу.
И вот он на нужном месте. Что дальше?
Девочка сидела на скамейке и нежно почесывала за ухом огромного старого пса. Животина блаженно жмурилась и подставляла хозяйке еще не тронутые места.
— Ах, если б я могла отдать тебе год собственной жизни, — прошептала маленькая хозяйка, обнимая друга и зарываясь в его поседевшую шерсть.
В тот же миг Габриель почувствовал, как животное начали окутывать золотые нити жизни, идущие от человека. Вокруг бежали, торопились прохожие и вовсе не замечали зарождения творящегося в парке волшебства.
Бессмертный не выдержал и снова пригляделся к юной колдунье. Нет, он ошибся, уже не девочка, просто очень молоденькая девушка, вероятно едва-едва перешагнувшая рубеж совершеннолетия, что для него по сравнению с предыдущим опытом казалось мизером и мгновением. Как назло, малышка не знала, что творит, не чувствовала пробуждающиеся силы, не осознавала, что у нее получается. Габи еще раз всмотрелся в девушку и не выдержал: