Нетребка взят нами для единственной надобности – носить покупки. Российскому офицеру со свертками ходить не положено. Ему нельзя заходить в рестораны ниже первого класса, передвигаться пешком, когда есть извозчики… Я знаю это со слов Сан Саныча, – мы о многом говорили в белорусских лесах…
Белосток – заштатный городок, преимущественно деревянный, с кривыми улицами. Но после окопов кажется столицей. Здесь расположен штаб армии, множество тыловых учреждений – на улицах военных больше, чем штатских. Тормозим на центральной площади. Синельников почти сразу убегает.
– Не везите в отряд лишних бумаг! – говорю на прощание.
На мгновение лицо его вытягивается, затем унтер-офицер кивает. Умному достаточно. Поход по магазинам. Бритва, помазок, стаканчик, мыльный порошок – есть! Зубная щетка, мыло, зубной порошок – заверните! Комнатные тапочки, халат. Носки, потому что ботинки носят без портянок… В полку мне выдали жалованье за два месяца – денег много, можно приодеться. Наплыв военных оживил местную торговлю, конкуренция велика, цены божеские. Рапота находит их высокими, но поручик не знает об инфляции. Через год-другой освоится. Сергей убегает по своим надобностям, продолжаю поход. Уже ничего не покупаю, просто глазею. Взгляд отдыхает от оружия и защитной формы. Когда надоедает, подхожу к машине. Является Сергей со свертками, передает их Нетребке. Оглядываюсь. На двухэтажном кирпичном здании красуется вывеска «Ресторанъ». Время обеденное. Вручаю водителю и Нетребке по рублю – им тоже есть хочется, сами берем курс на вывеску.
Ресторан полон людьми, но столик находится. В зале много офицеров, но на нас смотрят. Не заметить Сергея в его хромовом блеске невозможно. Официант приносит меню. Сергей открывает и свистит.
– Вчера мой первый боевой вылет! – говорю, забирая меню. – Я угощаю! За дебют!
Сергей, помедлив, кивает.
– Растратился: родителям и младшим подарки купил. – Он краснеет.
Господи, этот парень вчера вел аппарат сквозь шрапнельные разрывы, а потом радовался, что пробоин много! Откуда робость?
Внимательно оглядываю столы. Водочных и коньячных бутылок не наблюдается. Но офицеры за соседним столиком разливают прозрачную жидкость из какой-то бутылки, а разлив, чокаются. Та-ак…
Официант приносит закуски. Указываю на соседний столик:
– Это что?
– Вода, сельтерская! – отвечает, не моргнув глазом.
– Нам можно?
– Извольте! Три рубля бутылка.
Сергей тихонько ахает.
– Не вонючая?
– Что вы?! – Официант притворно обижен. – Смирнов и сыновья, довоенная. Мы жидовской не держим.
Вот вам следствие сухого закона. Уже дымят подпольные винокурни – Сан Саныч рассказывал. Откуда в девятьсот пятнадцатом «довоенный» Смирнов? Россия занимает деньги за границей, просит подданных жертвовать на войну, сама же отдает доходы мафии. Конец 80-х, один к одному.
Официант приносит бутылку и рюмки, разливает. Чокаемся:
– За удачный взлет и счастливую посадку!
Правильней: за то, что живы! Но мне это без нужды, а Сереге двадцать один. В этом возрасте все мнят себя бессмертными. Пьем.
Водка неплоха, хотя, конечно же, не довоенная. Соленый огурчик, ветчинка… На столе появляются зажаренные до коричневой корочки пожарские котлеты. Бутылка «сельтерской» пустеет быстро.
– Официант, еще одну!
– Павел! – Сергей смотрит укоризненно.
Боится поручик. В зале полно офицеров, наверняка и князей встретишь. Вдруг прапорщик с кем-то из них начнет выяснять отношения… Чудак! Задираюсь я трезвый, пьяный я добрый. Если б застал Бельского трезвым, дуэли бы не было. Я б его придушил…
– Заверните с собой!
Официант хоть бы глазом моргнул: с собой так с собой. Закуриваем.
– Ну что, к девочкам? В веселый дом?
Сергей снова краснеет. Ну что ты станешь делать?! Послал Бог красну девицу. Отбой…
Выходим на площадь. До вечера уйма времени. Куда податься?
– Съездим к Розенфельду? – предлагает Сергей.
Почему бы и нет? Но не с пустыми же руками? Заскакиваю в кондитерскую. Покупаю все пирожные, какие есть на прилавке, их складывают в большую коробку, и огромный кулек шоколадных конфет. Несколько пирожных в маленькой коробочке – лично Розенфельду. Доктор, как я успел заметить, сладкоежка. Остальное – сестричкам.
Знакомая ограда, входим во двор. Нетребка с водителем тащат следом коробку и кулек. Гостинец Розенфельду несу сам. Во дворе госпиталя обычная суета: повозки, возле которых суетятся санитары и сестры. Одна поворачивается к нам и вдруг с визгом бежит в здание. Не проходит минуты, как на крыльцо высыпает стайка женщин в белых передниках с красными крестами:
– Павел Ксаверьевич!.. Сергей Николаевич!..
Сестры обступают нас. Это с чего такой прием?
– Вы вправду государя видели?
Ага!
– Видел! Вот как вас!
Ахают.
– Крестик государь самолично приколол?
– Собственноручно!
Девичьи ручки, красные от постоянного мытья и карболки, тянутся к Георгию, осторожно трогают серебро. Боже! Сельский учитель с грустными глазами отжалел солдатику крестик, а у них благоговение на лицах. Да это он руки целовать вам должен! Подзываю Нетребку с водителем.
– Вот, милые барышни! Угощайтесь!
Самая шустрая заглядывает в коробку:
– Ой, девочки, безе!
На мгновение меня забывают. Пирожные расхватывают и немедленно поедают. Конфеты рассовывают в карманы фартуков. Прожевали, я снова в кольце.
– Какой он, государь?
– Ростом пониже, – показываю ладонью у глаз, – борода, усы. Глаза усталые…
Многозначительно кивают. Ну да, государь, он же денно и нощно…
– Расскажите про свой подвиг!
До Розенфельда я так не дойду. Пора переводить стрелки.
– Что я, милые барышни! Вот Серж, то есть поручик Рапота, не далее как вчера разбомбил и сжег аэростат противника. Враг вел огонь, по возвращении насчитали в аэроплане восемь пробоин. Поручика за подвиг представили к ордену.
Сергея обступают и засыпают вопросами. Рапота охотно рассказывает, лицо его сияет. Здесь не принято скромничать. Обо мне забыли, шныряю в дверь и едва не сталкиваюсь с коллежским асессором.
– Ба! Я-то думаю, где персонал? – Он жмет мне руку. – Рад видеть, Павел Ксаверьевич!
– Это вам! – сую гостинец. – Пирожные, безе.
– Знаете, чем угодить старику! – Он смеется.
Поднимаемся в кабинет. Достаю из кармана и ставлю на стол «сельтерскую».
– В ресторане брали? Охота деньги тратить! Кто же едет с водкой в госпиталь? У нас спирт! Разбавить до нужной пропорции и очистить от сивушных масел врачи умеют, этому нас в университете учили, – Розенфельд смеется. – Забирайте, не то обижусь! Хватит мне пирожных. – Он открывает коробку. – Свежие?