И он даже глаза закрыл от ненависти. И Варвара закрыла — от того, что очень устала.
— Я тобой горжусь, — сказал Иван, — ты потрясающая женщина.
Не было никакой необходимости так долго одеваться и, по правде говоря, завтракать в халате было намного удобнее, но Варваре страшно нравились ее новые одежды, и сама себе она страшно нравилась — в этих одеждах. Когда она требовала от Ивана подтверждений своей неотразимости, тот отвечал, что ему она больше всего нравится без всякой одежды, а впрочем, да, хорошо, лучше, чем было.
Когда он говорил «без одежды», Варвара стыдливо краснела. Вот дура.
Джинсы были светло-голубые и плотные, а из рукавов свитера торчали почему-то только кончики пальцев. Продавщица сказала, что это очень модно. Варвара понятия не имела, модно это или нет, но ей нравилось.
— Вылезай, — сказал Иван из-за двери, — ты опоздаешь на работу.
— Не опоздаю.
— Опоздаешь.
Она распахнула дверь, чуть не стукнув его по носу.
— Да почему опоздаю-то? Я всегда так выхожу и не опаздываю.
— Во-первых, потому что звонил твой бог Аполлон.
— Какой бог Аполлон? — не поняла Варвара.
— Исаакий или Терентий. Как его?
— Арсений! — сказала Варвара и топнула ногой. — Ты прекрасно знаешь, что он Арсений! И он вовсе не бог Аполлон! Он классный парень.
— Звонил твой классный парень, — повторил Иван терпеливо, — просил приехать пораньше, потому что после четырех он всех отпустит. Дальше слушать я не стал, с твоего позволения.
Примерившись, Варвара поцеловала его во вкусную щеку. Сердце ухнуло вниз, сжалось до размеров булавочной головки, потом раздулось до воздушного шара, и на этом шаре Варвара вдруг полетела, полетела… и приземлилась у него в руках, да и то через некоторое время.
— Ну тебя, — сказала она и оттолкнула его, — это просто ужас. Это не я.
— Еще звонила твоя подруга, — сообщил он, близко рассматривая ее, — заявила, что их с Васей повезет отец, и чтобы мы не беспокоились.
— Это она тебя стесняется, — объяснила Варвара, — пусть едет на чем хочет, а Ваську мы заберем. Он никогда в жизни никуда не ездил на «Мерседесе».
До недавнего времени Варвара Лаптева тоже никуда не ездила на «Мерседесе», зато теперь, как знаток «Мерседесов», вполне могла прокатить Васю.
— А рейс прямой?
— Черт его знает, — призналась Варвара, — я не знаю, есть рейс в Хьюстон или нет.
— «Аэрофлот»?
— Да нет, вроде «Люфтганза».
— Тогда скорее всего до Хьюстона и с посадкой. Ваш Вася с ума сойдет.
— Не сойдет. Он только и говорит, как полетит к Димке и станет с ним жить, и он будет его папой.
Родители Димы познакомились с Таней и рыжим Васей и, как ни странно, даже его мама осталась довольна этим выбором. Иван купил в бутике похожую куртку для Димкиного отца. Старая осталась у Варвары. Танины родители были ошарашены прытью дочери и не знали, плакать им или радоваться. Все-таки разлука…
Теперь Варвара старательно причесывалась — «здесь и здесь», как велела мадам Монро.
— Ты выйдешь или нет?! — прикрикнул Иван. — Ты же было вышла?!
— Да что ты ко мне пристал? — тоже крикнула Варвара и кинула щетку. — У нас еще полно времени!
— Я хочу, чтобы до работы ты посмотрела мой подарок, — отчеканил он, опять появляясь в дверях, — прямо сейчас.
— Подарок? — пробормотала Варвара. — Какой подарок? Сколько можно подарков, Иван?
— Иди, — он подтолкнул ее в спину, — посмотри.
Она взглянула ему в лицо и вышла, наконец, из ванной.
Огромный двухколесный зверь странного вида стоял в самом центре королевских покоев на светлом паркете. Солнце клубилось в хромированной стали задранного руля и в спицах широких колес. Зверь стоял, чуть наклонившись вбок, и поза у него была насмешливой и даже несколько вызывающей, как будто он оценивал Варвару.
Она понятия не имела, как он попал на светлый паркет — вчера его тут не было, и она не слышала никаких звуков, свидетельствующих о его появлении.
С некоторой опаской она подошла к нему поближе. В глазах у нее странно двоилось и расплывалось, и зрение как будто не фокусировалось.
На звере было богатое кожаное седло с латунными пряжками. Варвара осторожно потрогала пряжку.
Какие-то буквы плясали у нее перед глазами, никак не выстраиваясь в слова.
Варвара сильно моргнула, и две постыдные капли с тяжелым стуком упали на темную кожу. Она быстро смахнула их ладонью, оставив влажный след.
Перед глазами прояснилось, и хромированные блестящие буквы встали, наконец, так, что получились слова.
«Харлей Дэвидсон» — вот что там было написано.