Очень скоро у Моники появилась возможность претворить свой замысел. Она уже собрала вещи и забрала из кассы билет на самолет до Парижа, уже была готова к отъезду, когда за день до отлета ей позвонил один из бывших приятелей. Они договорились встретиться в кафе ближе к вечеру, поужинать, а потом сходить на танцы.
Моника обрадовалась, увидев, с каким восхищением разглядывал Билл ее стройную фигурку: она понравилась, и это облегчало дело. Он тоже был вполне симпатичным, но, конечно, не шел ни в какое сравнение с Майклом. Правда, теперь это уже не имело никакого значения.
Разговаривая о пустяках, они поужинали и отправились прогуляться. Когда Билл нерешительно положил руку ей на плечо, Моника не стала вырываться, напротив, прильнула к нему, пытаясь вызвать в себе хоть какие-то чувства, похожие на желание.
— У меня здесь недалеко живет приятель, художник. Может, зайдем к нему, посмотрим картины?
Моника согласно кивнула: все складывалось так, как надо. Они купили по дороге пару бутылок шампанского и пакет ярко-оранжевых апельсинов. Приятеля, конечно, не оказалось дома, зато у Билла нашелся запасной ключ. Все происходило так, как рассказывали приятельницы. И Моника с каким-то отстраненным любопытством наблюдала за действиями Билла, не испытывая ни страха, ни радости.
Он задернул шторы и включил маленькую настольную лампочку под зеленоватым абажуром, открыл шампанское, — пробка вылетела из бутылки с громким хлопком, — разлил пенящийся напиток в два высоких бокала, произнес несколько ничего не значащих слов. Видимо, его немного смущало равнодушие Моники, но она никак не могла заставить себя изображать страсть. Ей лишь хотелось, чтобы все поскорей закончилось.
И когда он поцеловал ее в губы и обнял, решительно притягивая к себе, она закрыла глаза и позволила ему завладеть ее телом. Он снял с нее легкий сарафан и кружевные трусики и прошептал сдавленным голосом, что она очень красива. Моника слышала, как Билл раздевался, потом ощутила прикосновение его горячих рук.
И вдруг ей стало страшно, когда она почувствовала тяжесть мужского тела. Запаниковав, она попыталась вырваться, но Билл воспринял это как желание поддразнить его и стал действовать решительней. Мгновенная боль пронзила Монику, она застонала, выгнулась. А уже через минуту все завершилось.
Так вот что значит быть женщиной? А где же то удовольствие, о котором столько говорят и пишут, где сладостные содрогания и воспарения до небес? Ведь с Майклом, хоть они и не стали близки, все было совсем по-другому: она теряла рассудок, пылала страстью — и для этого хватало одного легчайшего прикосновения. Неужели наслаждение возможно лишь тогда, когда подкреплено истинным чувством?
Моника встала и, не глядя на Билла, начала одеваться. Он спросил, что случилось, и ей нечего было ответить. В общем-то, не случилось ничего особенного, просто девушка, нет, уже женщина, вступила в новую жизнь — во всяком случае, так ей казалось.
Майкл, узнав об отъезде Моники, пришел в ярость.
— Почему ты меня не предупредила? — Он загораживал дверной проем, не пропуская ее в гостиную, где стояли упакованные чемоданы. — Ты никуда не поедешь!
— Поеду. И не смей мной командовать. — Теперь, отомстив, Моника чувствовала себя победительницей. — Ты мне не отец и не мать.
— Я твой брат.
— И не брат. — Она решительно устремилась прямо на него, и Майклу пришлось отступить. — И вообще, я уже взрослая женщина. — Последнее слово она подчеркнула и повторила в ответ на его недоумевающий взгляд: — Да, женщина. Как видишь, я могу кому-то нравиться и быть желанной.
— Ты с ума сошла! — воскликнул он. — Господи, зачем ты это сделала?
— Мне так захотелось. — Моника взглянула на часы: еще оставалось с полчаса свободного времени. — Я теперь всегда буду делать то, что захочу.
Майкл молча мерил шагами комнату, отшвыривая в раздражении мягкие пуфики, которые, словно нарочно, попадались ему под ноги.
— Кто он?
— Какая разница?
— Скажи мне, кто этот мерзавец! Я требую!
— Ни за что не скажу.
— Ты несовершеннолетняя! Ты еще не можешь отвечать за себя!
Моника встала и, подойдя к нему вплотную, раздельно и четко выговорила:
— Я все могу. И я тебе это докажу. — Она резко отвернулась и, подхватив чемоданы, направилась к выходу. — Прощай.
Майкл растерянно проводил ее взглядом, потом бросился следом.
— Позволь хотя бы отвезти тебя.
— Не надо, я вызвала такси. — Она остановилась на секунду, раздумывая о чем-то, и добавила, пожалев его: — Не волнуйся за меня, все будет хорошо.
— Я буду ждать тебя.
— Не стоит, я никогда не вернусь в этот дом.
Машина уже стояла у ворот, шофер погрузил вещи, хлопнула дверца... И в памяти навечно сохранилась эта печальная картина: сгорбившийся под внезапным ливнем Майкл в моментально промокшей ковбойке и белых джинсах, такой одинокий на фоне большого дома, что у Моники сжалось сердце и захотелось тут же остановить машину, броситься обратно, обнять, прижаться...
Поступи она так, и многое, возможно, изменилось бы, и жизнь пошла бы по-иному. Но обида была еще слишком жгучей, а желание попробовать себя в чем-то новом — слишком сильным. И Моника только помахала на прощание рукой, но Майкл этого не заметил.
В Париже Моника очень много работала — это отвлекало от печальных мыслей. Иногда она посещала выставки модных художников или ужинала с приятелями в ресторане. Но больше всего ей нравилось бродить в одиночестве по городу, причем не по центральным улицам, где слишком много было туристов, а по окраинным. Или выезжать на выходные за город, в предместья, гулять по лугам или паркам, ночевать в маленьких гостиницах, а утром просыпаться под заливистое пение птиц.
Да, все это было несколько иначе, чем она придумывала, сидя в самолете и глядя на проплывающие внизу облака, похожие на белые холмы. Она познакомилась, конечно, со многими молодыми людьми, но никто из них не показался ей желанным. А может, это было следствием тех нескольких часов, проведенных с Биллом: она разуверилась не только в любви духовной, но и в телесной.
И уже почти смирилась с тем, что навсегда останется в одиночестве. И пусть, ничего страшного, зато она ни от кого не будет зависеть, никому не будет принадлежать безраздельно. И Моника ходила с высоко поднятой головой, не обращая внимания на насмешливые взгляды парижанок, учившихся вместе с ней.
Те недоумевали, почему эта американка, юная и красивая, не обделенная умом и чувством юмора, тратит впустую свои молодые годы, почему отвергает любые ухаживания. А Моника, несмотря на видимую неприступность, втайне мечтала о Майкле. Здесь, вдалеке от него, ей стало казаться, что не все еще потеряно. И что он, в конце концов, поступил не жестоко, а благородно. И что, вернувшись, она попробует начать все сначала.