Он решил, что я положила на него глаз, подумала она. Нервы у него явно крепкие! И самомнения хватает!
Забыв о привычной осторожности, Констанс холодно, с нарочитым безразличием посмотрела на незнакомца за столиком. Их взгляды встретились. Он был спокоен и невозмутим, в глазах читалась скука и уверенность. Но от нее не укрылось и любопытство, которое она явно вызывала у молодого человека. Его светлые глаза чуть прищурились, и от этого взгляд стал еще более оценивающим. Констанс в какой-то момент стало страшно, но она быстро взяла себя в руки и, чтобы не подать виду, приветливо улыбнулась молодому человеку, а затем спокойно отвела взгляд в сторону. Фрэнк часто повторял ей, что, когда она улыбается, крошечные складочки в уголках ее пухлых губ становятся глубже и на лице появляется отчужденность, которая интригует и привлекает одновременно.
Сердце бешено колотилось, в голове что-то стучало.
Дура, дура… Нельзя себя так вести. Я не должна была отвечать на его взгляд, теперь он решит, что вызвал у меня интерес. Констанс чувствовала, что за внешним безразличием, которое демонстрировал незнакомец, скрывается любопытство к ее персоне. За несколько секунд их безмолвного диалога она уловила, что вызвала в нем желание. И, имея некоторый опыт в общении с мужчинами, она распознала в себе опасную комбинацию возбуждения и невольного интереса. Сексуальное влечение — это рискованно, неуправляемо и даже опасно. Играть с этим нельзя, можно превратить свою жизнь в ад, поэтому Констанс и решила выбросить подобные эмоции из жизни, оставив для себя работу и карьеру. И тем не менее этот откровенный мужской призыв, умело спрятанный под маской безразличия, заставил ее ответить тем же. По ее коже словно пробегали электрические искры. Она поднесла стакан с минералкой к губам.
Сама виновата. Повела себя как дешевка, как дура, которая пришла знакомиться в бар для одиночек. За долгие годы работы переводчицей Констанс выработала в себе твердые правила. Сегодня она их нарушила. Ее сильно встревожило то, что один только взгляд незнакомого человека заставил ее переступить некую незримую границу. Но еще больше беспокоило то, что все ее тело по-женски мягко и лениво погрузилось в предвкушение удовольствия и сладострастия, что не имело ничего общего с ее жизненными принципами, зато имело прямое отношение к мужчине, который молча сидел неподалеку.
Бармен отнес незнакомцу виски и нажал кнопку на магнитофоне. В баре тихо зазвучала музыка Моцарта.
— Ты его знаешь? — тихо спросил бармен. Констанс покачала головой.
— Похоже, твои рыжие волосы и стройные ноги пришлись ему по вкусу, — заметил Билли.
Констанс покрутила в руке стакан с минеральной водой, не отводя взгляда от поднимавшихся вверх пузырьков.
— Он гость, — тихо сказала она.
Констанс прекрасно понимала, что находится на работе, а согласно условиям контракта, она не имела права вступать в какие-либо отношения с гостями отеля, а она и так уже переступила некую дозволенную грань, при этом досадуя, что незнакомец одним взглядом вывел ее из равновесия.
— А когда приезжают остальные дипломаты? Билли был в курсе всех дел, происходящих в отеле.
— Обед назначен на четыре часа, — сообщил он, — значит, через пару часов все должны быть здесь. Это касается австралийцев, а японцы прилетят где-то через чае.
— Спасибо, Билли, ты спас мне жизнь, — допив кофе, сказала Констанс и встала из-за столика.
— Ты должна больше есть, — по-отечески заботливо ответил бармен. — Работа, конечно, хорошо, но от нее мяса на костях не прибавляется. А у тебя к тому же темные круги под глазами. Я еще в прошлый раз тебе говорил, что…
— Лучше скажи это моим работодателям, которые выдергивают меня из постели и заставляют переводить всю ночь напролет.
— Но тебе же это нравится…
— Не променяю ни на что другое, ты прав. Увидимся позже, а сейчас хочу зайти к Эвелин. Все еще ощущая присутствие незнакомца, который теперь потягивал виски, погрузившись в газету, Констанс быстрыми шагами пошла к двери. Чутье подсказывало ей, что этот человек не пропускает ни одного ее движения. Надеюсь, я ему так же неприятна, как он мне, подумала она, стараясь себя успокоить.
Покинув бар, Констанс направилась в бизнес-центр, располагавшийся здесь же, в отеле. У Эвелин Джефер, которая руководила цент ром, обеспечивая каждого дипломата, промышленника или бизнесмена всем необходимым для работы, было сейчас трудное время. Ее брак распался, развод прошел тяжел, пришлось продать свой дом на материке и переехать сюда, в корпус для персонала, вместе со своей семилетней дочкой.
В прошлый ее приезд обычно спокойная и выдержанная Эвелин рыдала у нее на плече, и они часами разговаривали. И теперь, увидев Констанс, Эвелин радостно поздоровалась с ней:
— Рада снова тебя видеть. Как там Нью-Йорк?
— Шумит, — ответила Констанс и осторожно спросила:
— А как?..
— Все так же. По-прежнему очень привязана к отцу, — перебила ее Эвелин.
— А ты все еще живешь в комнатах для персонала?
— Да, а Агнес все так же хочет ехать в Калифорнию к Джиму. А я никак не могу убедить ее, что ей будет лучше здесь, со мной… Она ведь думает, что там сможет каждый день ездить Диснейленд.
— Глупышка.
— Да, — опустив взгляд на ворох бумаг, горько отозвалась Эвелин. — Помнишь, в прошлый раз я говорила тебе, что Джим что-то задумал? Так вот, мой достойный супруг не желает делиться своим состоянием, доставшимся ему тяжким трудом. И поэтому объявил себя банкротом И теперь у нас с Агнес ничего нет.
— Как так?!
— Детка, если у тебя хороший адвокат, можно сделать что угодно. О, я вполне понимаю Джима. Он вырос здесь — в маленькой хижине у верфи, в бедности. Ему пришлось тяжело и много работать, чтобы выбиться в люди. И он ни с кем не собирается теперь делиться. Но он проиграл в другом, потому что опекунство над ребенком получила я. К сожалению, я не могу позволить себе и дочери билеты в Калифорнию. А одну ее не отпущу. — Ее прервал телефон. Эвелин сняла трубку и сказала:
— Да, сэр, мы можем организовать это прямо сейчас. — Она повесила трубку и обратилась к Констанс. — Тебя вызывают в двадцатый номер. Там кому-то срочно надо перевести документ с английского на японский.
— Я думала, что австралийцы раньше четырех не появятся, — тихо пожаловалась Констанс и встала. — Ладно, хватит бездельничать.
— Примерная сотрудница, — отозвалась Эвелин. — Какие еще языки выучила за последнее время?
Констанс усмехнулась.
— Баскский. Считается, что он один из самых сложных в мире.
— И много народу на нем говорит?
— Почти никто. — В глазах Констанс прыгали веселые огоньки. — Человек шестьсот, не больше.
— Зачем тогда его изучать?
— Ради интереса, — весело ответила Констанс.