— Лиз, ты меня слышишь? Ты ещё з…
— Я здесь, — ответила Лизи. — Потеряла тебя на несколько секунд, извини. Может, что-то с телефоном… этот аппарат давно уже не использовался. Он — на первом этаже амбара. Там, где я собиралась оборудовать себе кабинет, до смерти Скотта.
— Да, конечно. — По голосу Дарлы чувствовалось, что она в полном замешательстве. Не имеет долбаного понятия, о чём я говорю, подумала Лизи. — Сейчас ты меня слышишь?
— Ясно, как колокол. — Отвечая, она смотрела на серебряную лопату. Думала о Герде Аллене Коуле. В голове звучало: Я должен положить конец всему этому динг-донгу ради фрезий.
Дарла вновь глубоко вдохнула. Лизи этот вдох услышала, почувствовала, как ветерок задул в телефонной линии.
— Она никогда в этом не признается, но я думаю, что она… ну… на этот раз пила свою кровь, Лиз… её губы и подбородок были в крови, когда я приехала, но никаких порезов во рту нет. Она выглядела совсем как мы в детстве, когда добрый мамик давала нам поиграть своей помадой.
Но перед мысленным взором Лизи возникли не далёкие дни, когда они надевали одежду матери, красились её косметикой, ходили в её туфлях на высоких каблуках, а жаркий день, точнее, вторая его половина, в Нашвилле, дрожащий всем телом Скотт, который лежал на раскалённом асфальте, а его губы покрывала алая кровь. Никто не любит полуночного клоуна.
Слушай, маленькая Лизи. Я издам тот звук, который издаёт она, когда оглядывается.
Но в углу блестел серебряный штык… чуть погнутый? Она; полагала, что да. Если бы она засомневалась, что успевает вовремя… если бы проснулась в темноте, в поту, в уверенности, что опоздала на какую-то долю мгновения и оставшиеся годы их совместной жизни ушли безвозвратно…
— Лизи, ты приедешь? Когда в голове у неё проясняется, она спрашивает о тебе.
В мозгу Лизи зазвенели колокольчики тревоги.
— Что значит «когда в голове у неё проясняется»? Вроде бы ты сказала, что она в норме.
— Так и есть… то есть я так думаю. — Пауза. — Она спросила о тебе. Потом попросила чая. Я принесла ей чашку, и она выпила. Это хорошо?
— Да, — ответила Лизи. — Дарл, ты знаешь, в чём причина?
— Будь уверена. В городе, похоже, только об этом и говорят, но я не знала, пока миссис Джонс не сказала мне по телефону.
— Что? — Но Лизи уже догадывалась, что услышит в ответ.
— Чарли Корриво вернулся в город, — ответила Дарла. Тут же понизила голос: — Добрый старый Балабол. Всеобщий любимец банкир. Привёз с собой девушку. Маленькую красотку француженку из Сент-Джон-Вэлли. — Последнее она произнесла с мэнским прононсом, получилось что-то напоминающее «Сенджуан».
Лизи стояла, глядя на серебряную лопатку, ожидая продолжения. В том, что оно последует, сомнений у неё не было.
— Они поженились, Лизи. — После этих слов Дарлы из трубки донеслись какие-то сдавленные звуки, которые поначалу Лизи приняла за сдерживаемые рыдания. Но через мгновение до неё дошло, что Дарла сдерживает смех, дабы её не услышала Аманда, которая находилась где-то в доме.
— Я приеду как смогу быстро. И… Дарл?
Нет ответа, только все те же сдавленные звуки, вроде бы они даже становились громче.
— Если она услышит, что ты смеёшься, то вновь возьмётся за нож, только на этот раз порежет тебя.
Смех тут же прекратился. Лизи услышала, как Дарла набирает полную грудь воздуха.
— Её мозгоправа здесь больше нет, знаешь ли. — Наконец к Дарле вернулась способность говорить. — Этой Уитлоу. Которая всегда ходила, обвешанная бусами. Уехала. Насколько мне известно, на Аляску.
Лизи слышала про Монтану, но едва ли это имело хоть какое-то значение.
— Ладно. Посмотрим, насколько она плоха. Есть одно местечко, которым интересовался Скотт… «Гринлаун», по пути к Двойному городу… [30]
— Ох, Лизи! — Голос доброго мамика, но из уст Дарлы.
— Что «Лизи»? — резко ответила она. — Что «Лизи»? Или ты собираешься переселиться к ней и следить, чтобы она не вырезала инициалы Чарли Корриво на своих грудях, когда у неё в следующий раз поедет крыша? Или ты думаешь, что к ней переселится Канти?
— Лизи, я не хотела…
— А может, Билли сможет вернуться домой из университета и позаботиться о ней? Одним студентом в академическом отпуске больше, одним — меньше, какая разница?
— Лизи…
— А что ты предлагаешь? — Она слышала грозные нотки в своём голосе и ненавидела их. Это ещё одна привычка, которая появляется у человека, если в течение десяти или двадцати лет он не испытывает проблем с деньгами: ты думаешь, что у тебя есть право пинками пробивать себе путь из угла, в котором оказался. Она вспомнила, как Скотт говорил, что людям нельзя разрешать строить дома с более чем двумя туалетами. Если их больше, люди начинают мнить себя великими. Она вновь посмотрела на лопату. Та блеснула в ответ. Успокоила. Ты его спасла, сказала лопата. Не по твоим часам. Это правда? Лизи не могла вспомнить. Ещё момент из тех, которые она сознательно забывала? Этого она тоже не могла вспомнить. Тьфу ты! Чёрт знает что!
— Лизи, извини… Просто…
— Я знаю, — оборвала её Лизи. Она чувствовала, что устала, мысли путаются и ей стыдно за свой срыв. — Мы что-нибудь придумаем. Я сейчас приеду. Хорошо?
— Да. — Голос Дарлы переполняло облегчение. — Хорошо.
— Этот француз, — добавила Лизи. — Каков подонок! Таким оказался дерьмом.
— Подъезжай как можно скорее.
— Приеду. До встречи.
Лизи положила трубку. Направилась в северо-восточный угол комнаты и взялась за черенок серебряной лопаты. Ей показалось, что она делает это впервые, но стоило ли удивляться? Когда Скотт передал ей лопату, её интересовал только блестящий серебряный штык с выгравированной надписью, а к тому времени, когда пришла пора замахнуться лопатой, её руки действовали как бы сами по себе… или так казалось; она предполагала, что какая-то примитивная, ориентированная на выживание часть её мозга командовала ими, заменив собой Совершенно Современную Лизи.
Она провела ладонью по гладкому дереву, наслаждаясь этими приятными ощущениями, и её взгляд вновь упал на три поставленные друг на друга коробки с чёрной надписью на каждой: «СКОТТ! РАННИЕ ГОДЫ!» В коробке наверху когда-то стояли бутылки джина «Джилбис», а после того как содержимое изменилось, клапана не заклеили лентой, а лишь зацепили друг за друга. Лизи смахнула пыль, удивляясь, как её много, удивляясь тому, что руки, которые касались этой коробки последними (наполняли её, зацепляли клапана, ставили на самый верх), теперь сами, сложенные, лежали под землёй.