Этим утром был сон, Лизи… ты это знаешь, не так ли?
У неё не было уверенности, знала ли она, что произошло этим утром в спальне Аманды, или не знала (всё казалось сном, даже попытки заставить Аманду встать и пойти в ванную), но в одном никаких сомнений быть не могло: Аманду определили в «Гринлаунскую восстановительную и реабилитационную клинику» как минимум на неделю. Всё оказалось гораздо проще, чем они с Дарлой могли надеяться, а благодарить за это следовало Скотта. В данный момент и (прямо здесь) прямо здесь, а остальное, похоже, значения не имело.
Дарла приехала в маленький уютный кейп-код Анды ещё до семи утра, обычно аккуратно причёсанные волосы торчали во все стороны, одну пуговицу на блузке она застегнула неправильно, так что в зазоре радостно сверкал розовый бюстгальтер. К тому времени Лизи уже убедилась, что Аманда ещё и не ест. Она позволила заложить ей в рот ложечку яичницы-болтушки, после того как Лизи вновь удалось усадить её спиной к кровати, и у Лизи затеплилась надежда (Аманда глотает слюну, может, проглотит и яичницу), которая, увы, не оправдалась. Посидев секунд тридцать с бледно-жёлтой яичницей между губами (желтизна особенно опечалила Лизи, казалось, её сестра пытается съесть канарейку), Аманда языком вытолкнула её изо рта. Какие-то крошки прилипли к подбородку, остальное вывалилось на ночную рубашку. Аманда же продолжала смотреть в далёкую даль. Или в мистику, если вы были поклонником Вэна Моррисона [46] . Скотт определённо был, хотя его любовь к Вэну-Мэну иссякла в начале девяностых. Именно тогда Скотт вернулся к Хэнку Уильямсу и Лоретте Линн. [47]
Дарла отказывалась верить, что Аманда не ест, пока сама не повторила яичный эксперимент. Для этого ей пришлось поджарить новую яичницу — остатки первой Лизи отправила в мусорное ведро: устремлённый в никуда взгляд Аманды напрочь лишил её желания подъедать что-либо за большой сиссой.
К тому времени, когда Дарла твёрдым шагом вошла в спальню, Аманда опять сползла на пол, и Дарла помогла Лизи вновь её усадить. Помощь Лизи приняла с благодарностью. У неё уже начала ныть спина. И она с трудом могла представить себе, в какие деньги выльется каждодневный уход за человеком на протяжении необозримого периода времени.
— Аманда, я хочу, чтобы ты это съела, — строгим, не терпящим возражений тоном, какой Лизи помнила по множеству телефонных разговоров в свои юные годы, заявила Дарла. Тон, выражение лица, решительность движений Дарлы трактовались однозначно: Дарла не сомневалась, что их старшая сестра разыгрывает спектакль. «Симулирует как тормозной кондуктор», — сказал бы их папаня; и это была всего лишь одна из сотни, или около того, его образных, весёлых, мало что значащих фраз. Но (вспомнила Лизи) Дарла всегда выносила такой вердикт, если ты не делал того, чего хотела Дарла. Говорила, что ты «симулируешь как тормозной кондуктор».
— Я хочу, чтобы ты съела эту яичницу, Аманда… немедленно!
Лизи открыла рот, чтобы что-то сказать, потом передумала. Они попадут куда нужно гораздо быстрее, если Дарла прочувствует ситуацию на собственном опыте. И куда им нужно? Вероятнее всего, в «Гринлаун». Точнее, в «Гринлаунскую восстановительную и реабилитационную клинику» в Обурне. В то место, которое она и Скотт присмотрели после последнего приступа Аманды в 2001 году. Только, как выяснилось, отношения Скотта с «Гринлауном» зашли несколько дальше, чем подозревала его жена, и спасибо Тебе за это, Господи.
Дарле удалось отправить ложку яичницы в рот Аманды, и она повернулась к Лизи с зачатками триумфальной улыбки на лице.
— Вот! Я думаю, ей просто не хватало твёрдой р…
В этот самый момент язык Аманды показался между расслабленных губ, выталкивая перед собой канареечную яичницу. Вновь всё, что было во рту, вывалилось на ночную рубашку, на то самое ещё влажное место, куда упала первая порция, за исключением нескольких прилипших к подбородку крошек.
— Так что ты там говорила? — мягко переспросила Лизи. Дарла долго, очень долго смотрела на старшую сестру, Потом перевела взгляд на Лизи, и решимости в нём поубавилось. Теперь она выглядела как женщина средних лет, которую слишком рано вытряхнул из постели семейный катаклизм. Она ещё не плакала, но слёзы уже подступили к глазам. Ярко-синие, как и у всех сестёр Дебушер, они влажно блестели.
— Раньше такого не случалось, верно?
— Не случалось.
— И что же произошло этой ночью?
— Ничего, — без запинки ответила Лизи.
— Ни слёз, ни криков?
— Ни того, ни другого.
— Так что же нам теперь делать?
У Лизи был наготове практичный ответ, и удивляться этому не приходилось. Дарла могла придерживаться иного мнения, но Джоди и Лизи всегда были самыми практичными в их семье.
— Сейчас мы её уложим, подождём, пока начнётся рабочий день, а потом позвоним в то место. В «Гринлаун». И будем надеяться, что за это время она вновь не обмочит постель.
Коротая время, они пили кофе и играли в криббидж, карточную игру, которой отец научил их задолго до того, как они стали ездить в большом жёлтом школьном автобусе Лисбон-Фоллс. После каждой третьей или четвёртой сдачи одна из них заходила в спальню, чтобы посмотреть, как там Аманда. Ничего не менялось: Аманда лежала на спине и смотрела в потолок. И в первой, и во второй игре Дарла взяла верх над младшей сестрой. Тот факт, что эти победы привели её в хорошее настроение, пусть даже Анда недвижно лежала наверху, дал Лизи повод для размышлений… но ничего вслух она говорить не собиралась. Она понимала, что день будет долгим, и если Дарла начнёт его с улыбкой на лице, отлично. От третьей игры Лизи отказалась, и они обе посмотрели последний блок передачи «Сегодня», выступление какогото кантри-певца. Лизи буквально услышала слова Скотта: «Ему не вышибить старину Хэнка из бизнеса». Под стариной Хэнком, естественно, подразумевался Хэнк Уильямс. Когда дело касалось кантри, для Скотта существовал старина Хэнк… и все остальные.
В пять минут десятого Лизи села перед телефонным аппаратом и нашла в справочнике телефон «Гринлаунской клиники». Одарила Дарлу сухой и нервной улыбкой.
— Пожелай мне удачи, Дарла.
— Желаю. Поверь мне, желаю.
Лизи набрала номер. Трубку сняли после первого гудка.