Очень дзен [12] , кузнечик, мог бы сказать Скотт.
— Дзен, шмен. Я вот думаю, что поделывает сейчас Тони, вот о чём я думаю. Спаситель знаменитого Скотта Лэндона. —
Она рассмеялась, и слёзы, которые ей ранее удавалось сдерживать, потекли по щёкам.
Теперь она повернула фотографию и прочитала вторую, более длинную запись:
18.8.88 Дорогой Скотт (если позволите)!
Я подумал, что вам будетинтересно увидеть этуфотографию С. Антония («Тони») Эддингтона III, молодого студента-выпускника, который спас вам жизнь. У-Тени, разумеется, по достоинству отметит его заслуги; мы также подумали, что и вы захотите связаться с ним. Его адрес Колдвью-авеню, 748, Нашвилл-Норд, Нашвилл, Теннессц 37235. Мистер Эддингтои, «бедный, но гордый», происходит из прекрасной семьи южного Теннесси и отличный студенческий поэт. Вы, разумеется, захотите его поблагодарить (и возможно, вознаградить), как сочтёте НУЖНЫМ.
С уважением, сэр, Роджер Т. Дэшмайл, ассистент профессора кафедры английского языка и литературы, университет Теннесси, Нашвилл.
Лизи прочитала записку раз, второй («Ты однажды, дважды, трижды леди, и я тебя люблю», — пропел бы в этот момент Скотт), всё ещё улыбаясь, но теперь в улыбке почувствовалось сначала удивление, а потом и осознание смысла прочитанного. Роджер Дэшмайл, возможно, не знал, что в действительности произошло, как и коп кампуса. А сие означало, что только два человека во всём огромном мире знали правду о том дне: Лизи Лэндон и Тони Эддингтон, тот самый парень, который должен был записать «всё это» для ежегодника «Обзор событий». Вполне возможно, что даже сам «Тонех» так и не понял, что же произошло после того, как серебряная лопатка вонзилась в землю и отбросила первую порцию грунта. Может, у него случился вызванный страхом провал в памяти. Обратите внимание: он действительно мог верить, что спас Скотта Лэндона от смерти.
Нет. Она так не думала. Подумала она о другом: эта вырезка и записка Дэшмайла были мелкой местью Скотту за… за что?
За то, что он был всего лишь вежлив? За то, что смотрел на Monsieur de Literature [13] Дэшмайла и не видел его?
За то, что был богатым, фонтанирующим идеями сукиным сыном, который собирался получить пятнадцать тысяч долларов за один день непыльной работы: сказать несколько тёплых слов да отбросить лопату земли? Предварительно взрыхлённой земли.
За всё это. И за многое другое. Дэшмайл, по мнению Лизи, верил, что в более справедливом, более честном мире их позиции поменялись бы; там на нём, Роджере Дэшмайле, фокусировался бы интеллектуальный интерес, его бы обожали студенты, тогда как Скотт Лэндон (не упоминая уже про маленькую мышку-жену, ради которой никто бы и не пёрнул, даже если бы от этого зависела её жизнь) был бы среди тех, кто гнёт спину на виноградниках кампуса, всегда ищет расположения власть имущих, держит нос по ветру кафедральной политики, пресмыкается ради повышения жалованья, — Как бы то ни было, он не любил Скотта, и это — его месть, — сообщила Лизи пустым, залитым солнечным светом комнатам над длинным амбаром. — Это… вырезка, отравленная пером.
Она подумала над только что сказанным и закатилась смехом, прижав ладони к ровному участку груди под ключицами. Успокоившись, Лизи начала пролистывать «Обзор событий», пока не нашла интересующую её заметку: «САМЫЙ ЗНАМЕНИТЫЙ ПИСАТЕЛЬ АМЕРИКИ ВОПЛОЩАЕТ В РЕАЛЬНОСТЬ ДАВНЮЮ БИБЛИОТЕЧНУЮ МЕЧТУ». Написал заметку Антоний Эддингтон, известный в узких кругах как То-нех. И, читая заметку, Лизи обнаружила, что всё-таки способна на злость. Даже на ярость. Потому что в заметке не упоминалось, чем закончилось торжество, или, если уж на то пошло, героизм автора заметки. Лишь из последних строчек внимательный читатель мог понять: что-то прошло не так, как намечалось: «Речь мистера Лэндона после церемонии Начала строительства и его встречу со студентами, где он собирался читать свои произведения, отменили из-за неожиданно возникших проблем, но мы надеемся в скором будущем снова увидеть в нашем кампусе этого гиганта американской литературы. Возможно, на церемонии открытия библиотеки Шипмана в 1991-м!»
Напоминание, что это университетский «Обзор событий», прости, Господи, дорогая, в переплёте, книга, которая рассылается богатым выпускникам, несколько охладило злость Лизи; неужели она думала, что ежегодник «У-Тенн Нашвилл. Обзор событий 1988» позволил бы приглашённому писателю замарать кровью свои страницы? И сколько тогда долларов поступит в университетскую сокровищницу? Помог и тот факт, что сам Скотт находил всё это забавным… но не очень. Скотта, в конце концов, здесь не было, он не мог обнять её, поцеловать в щёку, отвлечь, мягко пощипывая сосок и говоря, что для всего есть своё время: время сеять и время собирать урожай; время одеваться и, соответственно, время раздеваться, да-да, и время это как раз и подошло…
Скотт, чёрт бы его побрал, ушёл. И…
— И он пролил кровь за вас, люди, — пробормотала Лизи негодующим голосом, почти что с интонациями Анды. — Он едва не умер за вас, люди. Просто чудо, невероятное чудо, что не умер.
И Скотт заговорил с ней снова, как говорил раньше. Она знала, что это всего лишь внутренний чревовещатель, говорящий его голосом (который любил Скотта больше или лучше помнил?), но чувствовала совсем другое. Чувствовала, что говорит он.
Ты была моим чудом, сказал Скотт. Моим невероятным чудом. Не только в тот день, всегда. Ты была той, кто отгонял от меня темноту, Лизи. Ты светилась.
— Полагаю, иногда ты действительно так думал. — Голос Лизи звучал рассеянно.
— Жарко?
Да. Тогда было жарко. Но не только жарко. Было…
— Влажно, — озвучила свою мысль Лизи. — Душно. И у меня было дурное предчувствие.
Сидя перед книгозмеей, с ежегодником «У-Тенн Нашвилл. Обзор событий 1988» на коленях, мысленным взором Лизи вдруг ясно и чётко увидела бабушку Ди, которая во дворе их дома кормила кур.
— Дурное предчувствие появилось у меня в ванной. Потому что я разбила…
Она продолжает думать о стакане, этом паршивом разбитом стакане. Когда она думает о стакане, уходят мысли о том, как же ей хочется выбраться из этой удушающей жары.
Лизи стоит позади и чуть справа от Скотта, скромно сцепив руки перед собой, наблюдая, как он балансирует на одной ноге, поставив другую на дурацкую маленькую лопатку, наполовину ушедшую в рыхлую землю, которую подготовили аккурат к этому событию. День до безумия жаркий, до безумия влажный, до безумия душный, а внушительная толпа, которая собралась вокруг, всё только усугубляет. В отличие от участников церемонии зевакам не обязательно облачаться в парадную одежду, и пусть их джинсы, шорты, велосипедки — не лучший выбор для этого жарко-влажно-душного дня, Лизи завидует им, стоя в первом ряду толпы, окутанная послеполуденным жаром летнего дня в Теннесси. Утомительно стоять даже в самой лёгкой одежде, и она волнуется, что скоро на светло-коричневом льняном топике, надетом поверх синего, из искусственного шёлка бюстгальтера, под мышками появятся тёмные круги. У неё отличный бюстгальтер для жаркой погоды, и всё равно он так сильно врезается в кожу под грудями. Счастливых тебе дней, крошка.