— Ты, бочка гнилая, не вздумай нас морочить! А то скажешь, что денежки твои зарыты за Рудным кряжем или в Смрадном болоте!
Ох, милые, годы мои не те — по болотам скакать! Еще прихватит спинушку больную, а помочь-то в глухомани будет и некому, кроме рыси с дерева да волка из-под куста! — Бабка оборвала причитания и деловито сообщила: — Повезло вам, бродяги! Совсем рядом мой тайничок — за поворотом, в овраге. Только не очень-то облизывайтесь: ничего там особенного нет. Так, мелочишка на черный день.
— Черный день как раз и настал, — заверил ее Бурьян. — Но если ты, колода трухлявая, вздумала брехать… сама соображай, что с тобой будет!
— Соображаю, касатик, соображаю, я с детства ужас до чего сообразительная!
В этом разбойникам довелось убедиться очень быстро — вскоре после того, как встали они на краю оврага, вглядываясь в побуревшую листву.
— Что ж ты у обочины деньги прятала?
— Я же говорила: в глухомань не забираюсь. Годы мои не те…
— Эх, лопаты нет! — огорчился Горластый.
— И не надо, — предупредительно сказала бабка. — Там из земли корень вылез, так я под него маленькую такую шкатулочку запрятала. А чтоб лопатой махать…
— Слыхали уже, годы твои не те! Бурьян, повороши листву, а я за бабулей пригляжу.
— Пригляди, — кивнул Бурьян, — а то, может, по кустам сигать у нее годы как раз те…
Он спрыгнул вниз, уйдя по колено в рыхлую, не слежавшуюся еще листву. Тихо выругался: надо было хоть палку взять! Нагнулся, загреб охапку сырых листьев — и замер.
Листва взбугрилась, приподнялась шатром. Из нее, как жуткий гриб, выросла чешуйчатая голова со свирепыми красными глазками.
Несколько мгновений царило молчание.
А затем, яростно разметав листву, перед парнем поднялся на задние лапы ящер. Он был грозен и страшен, по темной чешуе струились сизые разводы, из распахнутой пасти хлынул хриплый рык.
— Ма-а-ама! — впервые за двадцать шесть лет завопил разбойник.
Он не вскарабкался по глинистому откосу — взмыл, взлетел! Опомнился лишь на ветке придорожного дуба — и совсем не удивился, увидев на соседней ветке Горластого.
Внизу возился ящер — шипел, хрипел, рычал, царапал кору, но на дерево, хвала Безликим, не лез.
Разбойники вцепились в жесткую кору и мысленно воссылали Безымянным клятвы, что будут отныне вести жизнь праведную и безгрешную.
Впрочем, срок таким клятвам — до первого облегченного вздоха. Бурьян и Горластый сразу забыли о своем духовном перерождении, как только увидели, что монстр опустился на четыре лапы и заскользил краем оврага прочь. За ним следовал второй ящер, поменьше, угольно-черный.
— А бабка куда делась? — нарушил молчание Бурьян. Голос его звучал так же сипло и надтреснуто, как у его приятеля.
— В ящера превратилась. Их же двое было!
— А я вроде видел — на небо улетела.
— А видел, так чего спрашиваешь? Ну, размазала она нас! Ну, стерва старая!
— Думаешь, уползли чудища? Можно спускаться?
— В кустах небось сидят, поджидают…
— Ах, поджидают? Плохо они знают лихую лесную братию! Мы еще посмотрим, кто кого… — Бурьян глянул вниз и закончил куда менее воинственно: — Кто кого пересидит!
* * *
Камышинка, новая гостья, оказалась милой, приветливой девушкой. Чуть всплакнув после расставания с Опекуном, она тут же осушила слезы и шустро обежала весь постоялый двор. Восхитилась козой Злыдней, окончательно скрепила дружбу с дворовым псом, с удовольствием понянчила маленькую Дагвенчи, рассказала Нурнашу сказку про богатыря Оммуката, который забросил на небо свой щит. А теперь не чинясь сидела в трапезной и вместе с Недотепкой весело чистила яблоки для пирога.
Барышню не смущало, что за соседним столом шумно гуляют четверо матросов с «Шустрой красотки», поднимают за удачное плавание кружки с кислым ягодным вином.
А для их капитана был откупорен кувшин наррабанского. Фержен, сидя отдельно от матросни, вдвоем с Кринашем наслаждался благородным напитком.
— Мы уж тебя и не ждали, — говорил Кринаш. Думали, до весны ни одного корабля не увидим.
— Да, я чуть не застрял на зиму в столице. Самая горячая пора, за перевозку грузов цены растут, а я торчу у берега и чиню свою лоханку! Чтоб этих троллей так об утес шмякнуло, как мой бедный кораблик!
— Как же ты по такой погоде пойдешь через Пенные Клыки?
— А что мне Клыки? — Фержен раскраснелся от вина и сознания своей лихости. — Главное — чтобы верный глаз и рука твердая! А парни в команде такие подобрались, что за хорошие деньги дракону зубы пересчитают. Да чтоб нас задержала какая-то непогода?! Нет уж, зазимую в Шаугосе.
— Семья небось заждалась, — сочувственно обронила Дагерта, проходя мимо.
— Семья? — хмыкнул Фержен. — У меня-то? Я — бродяга, перелетный ветер. Сейчас вот вздумал угомониться, купил домик в Шаугосе. А семья… — Капитан поднялся, выглянул в маленькое, похожее на бойницу окно. — Тучи-то какие, а? Все небо обложили!
— К вечеру грянет гроза.
— Пожалуй, ночью… — Лицо Фержена вдруг стало мечтательным. — А знаешь, хозяин, в такую же грозовую ночку я чуть не обзавелся семьей!
Дагерта, уже шагнувшая за порог кухни, заинтересовалась, вернулась:
— Как это, господин мой?
— Я любил грайанскую девушку… давненько это было! Ее родители не пускали меня на порог, не то что дочку замуж… Их можно понять. Завидный жених: в карманах пусто, в башке ветер, ноги не хотят стоять на месте, глаза ухитряются смотреть во все стороны разом. Непоседа, шатун, чудак! А дочке я вроде был по сердцу. И сговорились мы с ней бежать. Вот на такую грозовую ночку и условились, какая сегодня ожидается. Я же говорю: молодой был, глупый. А она умнее оказалась: взяла да и передумала в последний миг… Эй, хозяюшка, ты чего пригорюнилась? Все к лучшему вышло. Девушка, по слухам, выскочила за богача, а я остался вольной птицей. Куда хочу, туда лечу!
— Ясно-понятно, и залетел к нам на Тагизарну, — подхватил Кринаш. — И стало у нас больше одним смелым капитаном, которому и тролли нипочем, и непогода.
— Это так, — без ложной скромности признал Фержен. — Ставлю золотой против медяка, что этой осенью к твоей пристани не причалит больше ни один корабль.
— Можешь биться об заклад, хозяин, — послышался от двери веселый голос Верзилы. — Лови гостя на слове! Сверху по течению идет корабль!..
* * *
Первым по сходням сбежал на причал высокий, стройный молодой человек в нарядном бархатном камзоле. Не обращая внимания на встречающих, он обернулся и поймал в объятия хрупкое, изящное существо — облачко легких светлых волос, задорно вздернутый носик и сияние синих глаз. Не без сожаления выпустив прелестную добычу, молодой человек вновь повернулся к сходням, чтобы помочь сойти на берег еще одной путнице.