Моряки не смогли отказать себе в удовольствии устроиться со всеми удобствами, а потому в составе обеспечения имелся отдельный вагон, который иначе как кают-компанией никто не именовал, впрочем, так оно и было. Здесь были удобные диваны, пара столов, небольшая библиотека, даже пианино удалось где-то раздобыть, имелся и граммофон – дань моде. Висела клетка с большим цветастым попугаем. Интересная птица – вроде и заморская, но кры́ла на русском так, что могла смутить самого забористого боцмана. Возможно, потому, что когда-то и принадлежала оному, вот только тот погиб, а узнав об этом, один из мичманов с большим трудом сумел выкупить птицу у матросов. Поэтому разговорить ее особо не пытались. Есть для антуража – и слава богу.
– Вы правильно понимаете. Начальник дивизиона подвижной береговой батареи лейтенант Покручин. Чем обязаны?
– Я руковожу строительством веток для ваших бронепоездов, прибыл ознакомить вас с ситуацией по железнодорожным путям.
– Замечательно. Вина?
– Нет, благодарю, – подходя к одному из столов и извлекая лист карты, открестился Путилов. – Итак, господа, вот то, что мы имеем на сегодняшний день. Неподалеку от станции Тафаншин, в сторону наших позиций у деревни Тидятен, нами была устроена стрелка, откуда отходит путь, предназначенный непосредственно для ваших бронепоездов. Дорога пересекает перешеек в направлении деревни Судятень, где затем поворачивает и идет вдоль старой Мандаринской дороги. – Говоря это, Путилов показывал все на карте.
– Я вижу, закольцевать дорогу вам не удалось, – задумчиво изучая карту, заметил Покручин.
– К сожалению, нет. Мы смогли продвинуться только до деревни Мудяген, это как раз напротив самой выдвинутой нашей позиции. С другой стороны, вы ведь не собираетесь вклиниваться в ряды противника. Эта закольцовка имела бы смысл, если бы противника сумели сдержать на подходах к самому городу, но теперь смысл теряется. На самой станции Тафаншин устроено два коротких тупиковых ответвления, которые позволят вашим бронепоездам занять удобную позицию для эффективного использования ваших орудий. Честно признаться, я был сильно удивлен, что никто из командования не прибыл для рекогносцировки.
– Наше упущение, – скрепя сердце, согласился Покручин.
– Так что не обессудьте, но мне пришлось привлечь артиллерийского офицера из местных. Капитан Гобята был настолько любезен, что уделил внимание моей проблеме. – А что скажешь? Правильно обижается инженер: за беготней все попросту позабыли о необходимости совместной работы с путейцами. – Не знаю, как у вас налажено со стрельбой с закрытых позиций, но тупики на Тафаншине предусматривают именно такую стрельбу.
– С этим у нас все нормально. – Покручин все же смутился.
А как тут не смутиться, если за все время так и не нашел возможности прибыть сюда и ознакомиться с районом предстоящих действий. Непростительное головотяпство. Звонарев, наблюдая эту картину, больно закусил губу. Ну, не идиот ли? Вместо того чтобы предложить этот простой выход, всячески старался вытолкнуть сами бронепоезда. Господи, сколько же тобой отпущено на глупость человеческую.
– Хорошо, если так. Потому что саму ветку также прокладывали по совету того же Гобяты, и практически все позиции предусматривают ведение огня с закрытых позиций, за исключением района развилки у Тидятена и деревни Судятень. Кстати, вдоль Мандаринской дороги мы постарались сделать путь извилистым, с тем чтобы вы могли занять удобную позицию. Вот в этом районе с моря составы будут практически незаметными, разве только дым паровоза.
– С этим у нас порядок. Отопление нефтяное, так что дымов не особо разглядят.
– Хорошо. Вот на этом участке предусмотрено два места, где ваши бронепоезда будут практически скрыты от глаз со стороны моря, если японцы все же появятся. Здесь удалось провести пути по низинам, так что над естественной преградой будет возвышаться только верхняя часть вагонов, ну и сами орудия. Устроить полностью закрытые позиции не получилось.
– Понятно. Но тут мы и сами кое-что придумали. – Говоря это, Покручин имел в виду предложение унтеров, присланных Гавриловым. Как говорится, все гениальное просто. Берутся обычные крупноячеистые рыбацкие сети, на них крепятся лоскуты ткани различной расцветки самой несуразной формы – и пожалуйста, маскировочная сеть готова. Такие сети в достаточном количестве уже были изготовлены на оба бронепоезда, так что скоро им предстояло пройти боевое крещение. – А каковы дальнейшие планы?
– В данный момент мы переводим все наличные силы сюда, в Нангалин, будем строить еще одну ветку. Да, чуть не забыл. Гобята меня предупреждал, что моряки – любители залпового огня. Так вот, убедительная просьба: воздержитесь от этого. Тут и старые пути вряд ли выдержат, а об этих, сотканных на скорую руку, и говорить нечего. Так что вполне может оказаться, что сами себя и запрете.
– Непременно учтем.
Несмотря на ранний час, утро огласилось различными звуками, столь присущими биваку. Здесь было и ржание лошадей, и нескончаемые человеческие голоса, перемежающиеся резкими, отрывистыми командами офицеров и унтеров, перестук молотков, перезвон металла, грохот колес телег, посвист паровозов, лязг сцепок. Лагерь, расположившийся в окрестностях и самой станции Нангалин, проснулся довольно рано – предстоял еще один день, и, возможно, не такой спокойный, как раньше. Еще с ночи слышались звуки перестрелки у города и небольшая артиллерийская канонада. А потому людей подняли загодя: мало ли что.
Звонарев поднялся легко, словно наново родился, что бывало у него довольно редко. Обычно сон отступал медленно, с неохотой, оставляя после себя тяжесть, которая развеивалась не так скоро, как хотелось бы, а потому, чтобы побыстрее прийти в себя, приходилось прибегать к физической зарядке, но бывало и вот так, как сегодня.
– Доброе утро, Сергей Владимирович.
– И вам доброе, Роман Дмитриевич. Если оно только доброе.
– Что-то вы как-то меланхолически настроены, или даже, я бы сказал, пессимистически.
– Для особого оптимизма не вижу причин. Скорее всего, сегодня предстоит бой. – Отчего-то он был уверен, что бой непременно произойдет, и не далее как через час, во всяком случае, для того, чтобы здесь произошли изменения, он лично причин не видел.
– Вы это бросьте. Вы не обыватель какой, и даже не офицер интендантской службы, вы – командир, а потому не забывайте, что на вас смотрят ваши подчиненные. Так что отставить хандру, выше нос, излучаем уверенность и бодрость духа.
– Есть, уверенность и бодрость духа. – Только вот слова эти особой бодростью не отличались. Сам Покручин тоже, видать, не больно-то спокоен, если поднялся на рассвете.
– Да-а, тяжелый случай. Но насчет уверенности и бодрого духа – это не пожелание, а приказ. Так что извольте исполнять. Я собираюсь восполнить пробел в образовании и проехать-таки по району предполагаемых действий. Как насчет составить компанию?
Как ни удивлен был Звонарев, но факт остается фактом, Покручин отчего-то проникся к нему уважением и всякий раз искал с ним общения или советовался по тому или иному вопросу. Возможно, причина крылась в том положении, что занимал Сергей в гражданской своей жизни, – этого ему никак не хотелось: было бы жаль разочаровываться в человеке. А возможно, она была в том, что прапорщик просто фонтанировал различными идеями и для достижения результата не боялся затратить свои средства: так, форма, маскировочная сеть, аэростат со всем оборудованием были поставлены именно за счет Звонарева. К тому же все эти идеи не так чтобы с радостью были восприняты, в том числе и Покручиным, но новоявленный офицер настоял, и пока все говорило о том, что польза будет. Если имело место второе, то это грело.