Вепрь. Лютый зверь | Страница: 2

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Разумеется, заняв свою нишу в обществе, Виктор не думал устраивать революцию и перекраивать существующий мир, возомнив себя самым-самым. Он стал скромным владельцем постоялого двора на перекрестке торгового тракта. Вот только заниматься обеспечением быта заезжих путников ему оказалось скучно. Тогда он вспомнил свои прошлые специальности — токаря и слесаря, которые получил еще на Земле. И не мудрствуя лукаво решил построить станки, аналогов которым здесь пока не было. Земные знания многому должны поспособствовать. Он хотел наладить производство нужного здесь инструмента, который помог бы сделать большой скачок в развитии! Тогда и сам Волков мог бы получать огромные дивиденды и устроиться с максимальным комфортом.

Новая жизнь шла своим чередом. Виктор Волков успел и жениться. Пусть не на той, по которой сходил с ума, но семья получилась хорошая. Родилась дочь. К этой малютке он прикипел всем сердцем. Перспективы вырисовывались великолепные. Казалось, здесь, в этой жизни, есть у него неплохое будущее. И все было порушено в одночасье. Гульды… Западное государство смотрело на людей восточных княжеств как на отсталых и грязных дикарей. Гульды прошли огнем и мечом по жизни Добролюба. Сам он сумел тогда свалить троих, потом получил удар палашом, потерял сознание. В память о том дне нес он на своем теле страшные шрамы, его некогда привлекательное лицо стало безобразным. И все же не это так мучило. Острее всего переживал он гибель двухмесячной дочери. Эта рана болела в его душе. И теперь по бескрайним просторам Брячиславии, по ее лесам и степям метался уже не тот прежний Виктор, или Добролюб, а самый настоящий зверь. Уж во всяком случае, если дело касалось гульдов…

— Ура-а-а!

— Слава великому князю!

— А-а-ах-а-а!

Раненый приподнялся на лавке, придерживая живот и кривясь от боли, и спросил:

— Что там такое, Добролюб?

В то, что бедолага выживет, не верил никто, даже лекарка, которая, невзирая ни на что, хотела поставить его на ноги. Но бабка Любава оказалась знатной травницей. Парень активно шел на поправку, удивляя всех. Горазд прислуживал на постоялом дворе Виктора. Хотя он и был вольным, но так уж сложилась его судьба. Когда его родители и братья попали в кабалу, ему подобной участи удалось избежать. Но пришлось, неприкаянному, податься в услужение. Впрочем, о том ни разу не пожалел. К тому же повстречал Веселину, дочь кузнеца, которому тоже довелось испить горькую чашу: стал холопом вместе со всей семьей, превратился в собственность Волкова. Хозяин обещал отпустить молодых по истечении пятилетнего срока. Но не судьба.

И Веселина, и мать ее, и брат вместе с женой Виктора и его дочуркой погибли в тот день, когда на двор ворвались гульдские драгуны. Парень видел, как издевались над женщинами, насиловали их. Сам был прибит к воротам, там же и пулю в живот получил.

— Да ничего особенного, — недовольно вздохнул Виктор. — Война окончилась, гульды ушли за Турань. Выходит, крестьянам пора выбираться из лесных шалашей да землянок и двигать обратно, восстанавливать дома.

— Поспеют ли? — усомнился раненый.

— Дома-то поставят, а вот как выживать будут в эту зиму — не ведаю. Наверное, уж великий князь поможет. Откроет свои закрома.

— Эдак раз поможет, вдругорядь приключится неурожай, а там и кабала подоспеет, — недоверчиво хмыкнул Горазд. Он помнил, каково это — за долги попадать в неволю.

Нельзя сказать, чтобы Виктор одобрял сложившийся порядок вещей. Но и поделать с этим ничего не мог, а потому просто принял ситуацию как данность, постарался приспособиться, а не прошибать лбом каменную стену. Принять-то принял, но как-то по-своему, по-особенному. Вот вроде были у него холопы, но хозяин-то из него вышел непутевый. Потому как на одной холопке сам оженился, остальных допустил до своего сердца. И стали они скорее и не холопами для него, а родней, коей у него не имелось по понятным причинам. Может, у Добролюба где-то кто-то и был, да только он и сам о том не помнил, а уж у Виктора тут точно никого. Сначала — никого не было, теперь — никого не стало. Разве что Горазд, ведь тоже человек не чужой, да еще где-то Богдан есть, о котором он ничего не слышал уж пару месяцев.

— Ты вот что, Горазд. Возьми.

— И что это? — Парень взвесил кошель в руке.

— Там сто рублей, стало быть, тридцать три гривны. Вот еще и грамотка тебе, мною писана, о том, что серебро это ты не украл, а получил от меня. Выкупи родителей да братьев. Этого должно хватить. Не гляди на меня так, ничего ты мне не должен. И род твой в должниках не останется. Была у меня семья большая, и вы все в той семье были, а теперь опять я один. А что до той деньги, так я и без того собирался тебе на семью выделить, просто не хотел давать за так, а чтобы с потом и кровью, потому как дареное за красивые глазки не ценится.

— Стало быть, за службу верную одариваешь, — горько улыбнулся Горазд.

— Дурак ты, если не понял. Деньги потрать на семью, а если что останется, то уж и сами разберетесь. Коли повстречаешь Богдана, передай, чтобы шел в Звонград, в съезжую избу. Я там для него грамотку вольную оставлю. Да вот передашь и десять рублей.

— А если не встречу?

— Не пройдет он мимо могилы семьи, придет поклониться. А ты поблизости все одно будешь, пока на ноги не встанешь. Все. Пора мне.

И рад бы Виктор остаться, да нет ему покоя. Война для него очень уж удачной вышла. И трофеев набрал множество: одних только боевых коней со справой восемь голов, а это около шестисот рублей, да оружия всякого. Чтобы восстановить подворье в прежнем виде, а то и краше дом поставить, денег у него вполне достаточно, еще и осталось бы. Даже если полностью расплатиться с производителем за заказанные станки. Вот только нужно ли ему это? Душа болит, сердце разрывается. Иного способа унять эту боль, кроме как одарить ею заклятых врагов, он не видел.

Нет, голову он не терял. Его ярость была холодной и расчетливой. Правы были те, кто утверждал: месть — это блюдо, которое лучше подавать холодным. Потому и о добыче заботу имел, и оружие не все определил на продажу. Весь трофейный огненный бой оставил при Горазде, продал же только клинки да шесть лошадок со справой. Пару коней оставил при себе. Прибавить сюда еще и то серебро, что осталось у него от довоенных времен… Словом, деньги у него имелись. Осталось превратить их в средство, которое станет подспорьем в осуществлении задуманного.

В Звонграде, распродав лишнее имущество, он посетил кузнечный двор. Заказал — не скупясь, из хорошей стали — дюжину ножей для метания. И не у абы какого мастера, а у самого лучшего в слободке. То, что на выполнение заказа обстоятельный мужик попросил две недели, он воспринял легко, его вполне устраивал такой срок.

Покончив с делами в Звонграде, Виктор направился в Брячиславль, где его уже дожидался заказанный пистоль. Вот ведь. Раньше просто хотелось иметь револьвер, не столько из соображений воинственности или безопасности, сколько из-за романтических детских мечтаний о Диком Западе и простой тяги к хорошему оружию. А оно вон как обернулось! Теперь это оружие нужно было именно для сражения, для убийства. Он жалел, что не заказал тогда сразу пару пистолей. Ну да ничего, Бог даст — у мастера найдется еще один, собственной конструкции. А может статься, он изготовит новый, по той схеме, что предложил странный заказчик.