Соболь и Куница поначалу были не в восторге от нового оружия. С ним нужно было обходиться более бережно, чем с их карабинами. Но лук тоже не станешь таскать за собой просто так и бросать где ни попадя. Он тоже боится влаги и не терпит беспечного отношения. Мало-помалу они к этому оружию стали относиться куда более уважительно, хотя заметили и другие недостатки: приходилось, сливая пот, накачивать баллоны буквально после каждого похода. Причем не было особой разницы, использовали оружие или нет. Все равно приходилось проводить его обслуживание, чистку, вымачивание кожаных манжет, чтобы не травили воздух. Но зато они не уступали по точности и прицельной дальности их усовершенствованным карабинам. Звук выстрела был сродни удару тетивы самострела, ну, может быть, немного посильнее. А уж по удобству использования они стояли на голову выше и арбалетов и луков.
Когда охотники заняли свои позиции, Виктор тряхнул руками, проверил, хорошо ли выскальзывают из ножен на предплечьях ножи. Пощупал тот, что был на спине, между лопатками. Порядок. Ну а раз так, то пора.
Не спят, гады. А может, уже привыкли быть начеку и сон их весьма чуткий. Сумели вовремя проснуться. Когда живешь в постоянной опасности, рискуя оказаться на плахе, волей-неволей начинаешь спать вполглаза и вполуха.
— Стой, где стоишь, — послышался голос одного из караульных, когда Виктор уже был на середине узкого прохода.
За кустами мелькнула тень. В чистом утреннем воздухе раздался треск сломанной ветки — это, скорее всего, побежал к упорам рубщик. Подойти тихо не вышло. Плохо. Если они его не подпустят, будет совсем худо. Впрочем, это еще полбеды: если охотники не рассмотрят позицию рубщика, может быть еще хуже. Ладно, как там говорил киногерой из советского фильма про десантников? «Взял карты — играй».
— Ты там не пальни сдуру.
— Кто таков?
— Меня Любим прислал к Ступе.
— А где сам?
— Ногу повредил, а дело не терпит отлагательства.
— Что велел передать?
— А ты что, атаманом заделался? — подпустив наглости в голос, ответил вопросом на вопрос Виктор. — Вот станешь ватагу водить, тогда и вопросы будешь задавать.
— Ты там не очень!
Ага, задело. А что ты хочешь? Сказано — к атаману, так и веди к атаману, а то возомнил себя не пойми кем.
— Оружие брось.
— У меня всего-то оружия, что нож на поясе да засапожник.
— Вот их и брось. Обратно пойдешь — подберешь.
Виктор выполнил требование, аккуратно сложив указанное на валун.
— Теперь сними кафтан. Давай, давай снимай. Руки подними и обернись.
— Ну все? Или еще и «барыню» сплясать?
— Поговори еще. Вот скажу, чтобы полз, так поползешь. А нет — так живо шкуру прострелю из мушкета.
— Ты попади сначала, Аника-воин. Понаберут в ватагу всяких дурней, а ты потом с ними мучайся.
Возмущенно бубня себе под нос, но так громко бубня, чтобы слышали архаровцы, Виктор направился к караульным.
— Эй, ты, куда?! А ну, стоять!
— Я тебе встану. Я тебе так встану, что задница огнем гореть будет. Меня уж палач потчевал каленым железом, когда ты еще у мамки титьку сосал, сопля стуженная!
Когда Виктор приблизился достаточно близко, двое появились из-за куста. Один из них и впрямь держал старенький мушкет, у другого в руках — лук-однодеревка. Если поддета кольчужка, так из него только в голову бить или по ногам, доспех никак не пробить.
— Чего смотришь? Нравится?
— Эка тебя расписали.
— Попадешься — распишут не хуже.
— Я что, дурной — палачу в руки даваться?
— Ты поговори еще, раскудрить твою в качель. Умник, курок-то спусти, не то и впрямь пальнешь, тудыть твою. Вот так. Глядите у меня, если ножи и кафтан приберете или решите поменять, так и Ступа не поможет, башки поотрываю.
— Да чего ты завелся-то? Не тронет никто твои пожитки.
— Вот и не трожьте. Фу-у, умаялся. Куда тут дальше-то идти?
— Дак вдоль речки, прямо до стана дойдешь.
— А что, никто не проводит?
— Не-е, нам нельзя. Хочешь, обожди с часок, скоро смена придет, тогда с нами пойдешь.
— Некогда. Не видишь — всю ночь шел?
— Тогда иди сам. Да там не заплутаешь, уж стежку набили.
— Набили они, — продолжал возмущаться Виктор, явно затягивая время.
Он уже увидел, что третий, успокоенный поведением товарищей, приближается к ним. Вот так, ребятки, давайте все в кучку, чтобы разом вас накрыть.
Ножи ушли в цель совершенно неожиданно для ватажников, буквально вслед за этим раздался сдвоенный хлопок пневматических ружей. Порядок. Всех троих взяли. Только промашка малая вышла. Одного из караульных Виктор намеренно ранил, угодив в плечо. Болезненно так, чтобы ничего не успел натворить, но не насмерть. Информации все же маловато. Но Соболь, как назло, взял на прицел именно этого парня. Так что вместо «языка» они получили три готовых трупа. Как говорил другой киногерой, когда не смог взять живым диверсанта: «Чего смотришь? Холодный, как судак».
— Ну и что теперь делать? Я ведь сказал: ваш — рубщик.
— Дак мы того… На всякий случай, — понурившись, оправдывался охотник. — Чего вдвоем по одному садить? Тут всего-то шагов сто пятьдесят.
— Охламоны. Времени и так всего-то ничего, а тут его еще и терять придется. Где-то через час должна смена подойти, еще трое архаровцев. Вы хоть одного оприходуйте живым.
— Сделаем, — уверенно проговорил приободрившийся охотник.
Сделали. Не подкачали. Одного спеленали, причем того, что поплюгавей, а стало быть, и поразговорчивее. По всему выходило, что в лагере только что прошел завтрак, все вылезли на солнышко погреться. Спать в пещере все же зябко, за ночь успели изрядно продрогнуть. Это только в байках разбойничий хлеб сладок да жизнь легкая, не обремененная тяготами. На деле все иначе. Место перед пещерой — открытое и ровное, как стол, шагах в двухстах по склону проходит густой кустарник. Двигаясь по нему, можно подобраться к лагерю. Но это и все, ближе никак не подойти. В ватаге три десятка человек. Сейчас, правда, уже меньше, около двух дюжин, но все равно изрядно. Если действовать с дальних подступов, то велика вероятность, что разбойнички успеют скрыться в пещере. Вооружены неслабо, больше половины имеют огненный бой. Как они с ним управляются, вопрос пятый, — может, и хорошо, а может, и плохо. У этого в руках был лук-однодеревка, поэтому ему каждый, кто с мушкетом или пистолем, казался страшно крутым воякой. Но несколько добрых стрелков наверняка должно быть.
Вот они, родимые. Все как рассказал плененный разбойник. Около двух дюжин распластались кто где, подстелив под себя что придется. Иные и просто лежат на травке. А что? Земля успела не только избавиться от росы, но и прогреться — не то что ночью. Кузнечики стрекочут, солнышко еще не жаркое, даже ласковое. Таковым пробудет до обеда, дальше уж лучше искать тень.