— А к чему меня спрашивать, я ить холопка и как господин скажет, так и будет.
— Если у тебя желания не будет, то и говорить не о чем, стану искать иных, потому как насильно мил не будешь, а тут все хозяйство будет в управлении, без желания все по ветру развеется.
— А как с моими иными обязанностями? Только с тобой или опять стелиться под всех?
— Это имеет значение?
— Да. Если под всех, то не хочу, потому как разницы никакой, что тут, что там.
— И возможность быть старшей над другими не блажит? — Улыбнувшись, поинтересовался Виктор.
— Не блажит, — потупившись ответила девушка.
— Только со мной. А коли найдется друг сердешный, то и я в сторону отойду, вольную не обещаю, но домогаться не стану. Так мне идти говорить с хозяином?
— Да, — едва слышно пискнула она. На что Волков довольно кивнул и направился к стойке.
Хозяин уже поджидал его с игривой улыбкой, протирая кружки. Как видно за многие годы своего занятия он научился хорошо разбираться в настроениях людей, а потому в принципе уже знал с чем обратятся к нему. Улыбаться-то он улыбался, но не сказать, что она выражала довольство. Голуба была выкуплена им рабой из чужеземной неволи, а стало быть по закону он мог назначить за нее какую угодно сумму, теоретически он мог оценить ее хоть в миллион, так как она принадлежала ему как обычная вещь. Бывали у него уже случаи, когда к нему обращались с просьбой продать рабу и всякий раз он зарабатывал на них в двое от плаченного самим, а если сюда прибавить ту прибыль, что он имел с деятельности девок, то они окупались настолько, что это можно было считать удачной сделкой, тем более, что можно было всегда выкупить другую, оставшись в прибытке.
Пребывание его в несколько расстроенных чувствах объяснялось тем, что тот кто решил выкупить у него рабу, успел сильно угодить боярскому роду Смолиных и воевода Светозар взял его под свое крыло. Всем было известно о том, даже если сам Добролюб только догадывался по этому поводу. Тут хорошо подумаешь, стоит ли такому переходить дорогу, даже в таком деле как цена на молодую и пригожую девку, которая к тому же приносит ощутимую прибыль, потому как пользуется популярностью.
— Выкупить Голубу желаешь, Добролюб? — Сразу бросил трактирщик, едва скоморох приблизился к нему.
— Все-то ты ведаешь.
— Дак не первый год уже тут обретаюсь. Иной только думает, чего бы заказать, а я уже велю ему снедь нести на стол, — было такое, не врал трактирщик.
— Ну а коли так, то и цена уже у тебя сложилась?
— Сложилась, — согласно кивнул он, — Мною когда-то за нее было плачено пять гривен, вот их и хочу получить. Дивишься отчего я такой скромный?
— Отчего же. Человек ты жизнью умудренный и от выгоды своей никогда не откажешься, а выгода она разной бывает. Дурень ее видит только в серебре, а умный иной раз за звонкую монету и улыбку примет.
— Золотые слова, Добролюб, да еще и самоцветами украшенные.
— Я добро помню.
— И я на память не жалуюсь. Когда уплатить-то можешь?
— Да прямо сейчас.
Виктор полез в кошель и извлек пять золотых червонцев, каждый из которых как раз и составлял одну гривну серебра. При виде этого зрелища трактирщик только крякнул.
— Я гляжу, ты лихих все продолжаешь дразнить. Одной встречи в темном переулке было не достаточно?
— День сегодня суматошный, так что пришлось почитай всю казну с собой носить, а потом если меня ноченькой темной взять не смогли, то днем не дамся и подавно, — внимательно глядя в глаза собеседнику, произнес Виктор.
— А вот это ты зря, — покачал он головой, — я другим хлебушком пробавляюсь.
— Не обращай внимания. Тяжко что-то сегодня.
— Бывает. Девку-то как есть заберешь или вещички, что у нее имеются, тоже приберешь?
— Голуба.
— Слушаю, хозяин. — О как! Умная девочка, хотя глазки от пола не поднимает и всячески скромницу разыгрывает, но нос по ветру держит.
— Вещички какие заберешь? — Ухмыльнулся Виктор.
— А что забрать-то можно? — Это уже к бывшему хозяину.
— Все, что твоим было, — пожал плечами трактирщик, глазки у девки загорелись, а Виктор вдруг понял, что только что попал. Как видно этот на девках своих не экономил, получая с них прибыль он и самих содержал в порядке. А давать заднюю как-то не хотелось.
— Тогда я все и забрала бы.
— С тебя еще гривна, — щерясь заявил Виктору трактирщик.
— Ты все сама-то унесешь, — вздохнув поинтересовался Волков, — мне отсюда на торжок надо.
Голуба только кивнула, сверкая глазками, еще бы, своя ноша не тянет. Что с того, что фактически все хозяйское он ить не станет носить ее сарафаны, сапожки да всякие бусы. А плохое настроение Виктора было вызвано так же и тем, что семейству Ореховых тоже нужно какую рухлядь прикупить, они ведь попали к нему только с тем, что было на них надето. Но тут уж он решил не попадать впросак и отделаться куда как дешевле. Пусть бабы обзавидуются Голубе, его это не касается, только по мере надобности. Впрочем, как впоследствии выяснилось, в гардероб девушки входили не только сарафаны и бусы, но еще и пара крепких зимних сапожек, и шаль, и овчинный полушубок, так что по сути вопрос с гардеробом для нее был закрыт полностью и тут у него забот пока не предвиделось.
Богдан ожидал его на условленном месте. Как выяснилось супруга его уже ушла домой с корзиной полной продуктов, а он сам успел прицениться и к лошадям и к повозке. И то и другое вполне удовлетворило Виктора, как и цена, которая оказалась не такой уж и высокой, транспорт обошелся ему в десять рублей. Понятно, что кони были не орловские рысаки и не битюги, простые такие лошадки не отличающиеся чем-то особым, но и не клячи.
* * *
Подворье оказалось не такой уж и старой постройкой как представлял себе Виктор, ему не было еще и одного поколения, а добротно сложенный сруб способен простоять до ста лет, а то и куда как больше. За этими же постройками если и следили плохо, то только последние несколько месяцев, пока тут не было хозяина.
На постоялом дворе сейчас проживали смотритель, с конюхом, что ухаживал за ямскими лошадьми. Если здесь останавливались караваны, то всем необходимым они обеспечивали себя сами, получая за умеренную плату только крышу над головой. Воеводу интересовала только ямская станция, потому что он не собирался плодить казнокрадов, греющих руки на этом постоялом дворе.
А ручонки здесь уже погрели и изрядно. По сути Виктор получил только голые стены, так как вывезено было практически все, что только можно, даже сено на сеновале отсутствовало. Впрочем, сено скорее всего никто не продавал, оно пошло на ямских лошадей, но по расходным книгам наверняка прошли записи о закупке и сена и овса. Беглого взгляда на распахнутую дверь в кузню, было достаточно, чтобы понять, что там тоже все пусто, уж что-что, а наковальня должна была броситься в глаза сразу, но ее не было. Последующее обследование показало, что отсутствовала самая распоследняя мелкая железка и меха в том числе.