В наличии оказались золотая печатка Песчанина, крестик на тонкой цепочке и два зуба Звонарева, а также довольно массивная цепочка на шее Гаврилова, чему немало удивился Антон:
– Откуда дровишки? Вроде не новый русский…
– Так я же с Магадана, на приисках подрабатывал. Вот справил на черный день. Сам говоришь: валюта интернациональная.
– Антон, а при чем здесь мои зубы?
– Ну, если что, то тоже какой-никакой, а актив. Гризли, отставить, – взглянув на потирающего здоровенный кулак Семена, одернул того Песчанин. – Нам только морды сейчас друг другу чистить.
– Так я же как лучше, командир, – вздохнул мичман. – Сереге к зубодеру не идти – страсть как их боюсь, – а я бы раз – испугаться не успел бы, ювелирную работу гарантирую, нам актив в копилку, ну и я бы душу отвел.
– Вон по сосне отработай – глядишь, и полегчает.
– Ага. По ней отработаешь. Ну что, пошли, что ли?
– Пошли уж.
Трое молодых людей на улицах Владивостока, одетые в несколько странную одежду, не вызывали ровным счетом никакого удивления – вернее, если оно и было, то его старались не выказывать. Очень напрягало отсутствие головных уборов. Оказывается, здесь все поголовно носили либо различные шляпы, либо картузы, и, будучи с непокрытой головой в подобном окружении, трое путешественников во времени чувствовали себя неуютно, так как явно выбивались из общего фона.
Антон обратил внимание, что язык несколько отличается от того, что принят в матушке-России конца двадцатого века, ну да это и неудивительно. Иногда он ловил себя на мысли, что теряет нить разговора из-за непривычных оборотов речи, построения фраз или при применении слов, которые в их современности попросту выпали из оборота или были заменены другими. Подобные же трудности при общении с ними испытывали и их собеседники.
Когда они заговаривали, их говор отличался от местного настолько, что на них невольно обращали внимание, но не так чтобы пристально, – ну да какого только народу нет во Владивостоке, а Россия-матушка куда как велика.
Золото продали без проблем – ювелир предложил вполне приемлемую цену. Возможно, что он их обобрал, и скорее всего так и было, но друзьям выбирать не приходилось, так как цен они все едино не знали.
Через каких-то два часа после появления в городе у них в кармане уже лежали пятьдесят рублей. Сумма весьма неплохая, если учесть, что корову в то время можно было приобрести за десять. По настоянию Гаврилова решили перекусить в одном из трактиров, правда, просьбу Семена о дегустации водки царских времен отмели начисто.
Потом посетили лавку, где прикупили по картузу: что ни говори, а привлекать к себе излишнее внимание непокрытой головой не хотелось – и без того они сильно не вписывались в окружение. Купили и один пиджак с накладными карманами, для Звонарева, чему тот сильно удивился, так как после этих покупок и трактира денег оставалось не так чтобы много. Но на Звонарева у Антона были кое-какие планы, так что карманы ему скоро понадобятся.
После всех этих манипуляций Песчанин ненадолго посетил еще какую-то лавку, из которой вышел, улыбаясь во все тридцать два зуба, сохраняя загадочный вид.
– Сережа, ты не помнишь, как мы однажды оплатили посиделку в ресторане на твой день рождения? – лукаво поинтересовался он.
– Это было не один раз, но в первый, – чувствуя подвох, подозрительно поправил друга Звонарев.
Антон, заговорщицки подмигнув, раскрыл ладонь и показал три наперстка и бусинку.
– Придется повторить.
– Антон, прекрати. Тогда мы были совсем салаги, – тут же поняв, куда клонит Песчанин, возмутился Сергей.
– Брось. Мы не так уж и сильно повзрослели. А потом, тогда нам хотелось пошиковать, а сейчас нам необходимо выжить. Так что выхода у тебя нет.
– Может, ты блеснешь своей игрой на бильярде? – предложил Звонарев, все еще надеясь, что ему не придется катать в наперстки.
– Не выйдет. Во-первых, у нас не тот прикид, чтобы мы могли пройти в приличное заведение, а во-вторых, денег не так уж и много. Так что идем на рынок – или взваливай на себя руководство группой.
Гаврилов, услышав это, прыснул в кулак, но деликатно отвернулся, чтобы не нервировать Сергея, испытывая перед ним чувство неловкости из-за своей попытки покуситься на его зубы.
– Что ты постоянно шпыняешь – «станешь главным, станешь главным» – то Семену, теперь мне. А вот возьму и соглашусь, – недовольно пробурчал Сергей, но затем, вздохнув, взял наперстки. – Учти, я этим уже давно не занимался, так что и в трубу вылететь можем, ну и если застукают – одна надежда, что отобьете, я боец никакой.
– Да знаю я, знаю. Но кто сказал, что мы вот так сразу ринемся отыгрывать заработанное тяжким трудом? Потренируешься.
Отыскать тихий переулок не составило особого труда. Так что, забившись в какой-то угол между то ли сараями, то ли непримечательными домиками – они особо не вдавались в подробности, – трое горемык начали увлеченно играть в наперстки. Вернее, играли двое, Звонарев же, потея от натуги, пытался всячески их обыграть, шельмуя с маленькой бусинкой то так, то эдак. К слову сказать, получаться начало далеко не сразу – что ни говори, но навыки Сергей подрастерял. Примерно через два часа Звонарев вдруг почувствовал, что напряжение его отпустило, руки сами собой вспомнили то, чем некогда занимались, а Песчанин и Гаврилов неожиданно осознали, что уже не в состоянии уследить за неуловимой бусинкой, которая всякий раз оказывалась не там, где должна была быть.
Рынок встретил их шумом и гамом, столь характерным, что он мало изменился за прошедшие сто лет, – вернее, он очень походил на тот, что они застали, еще будучи курсантами, в эпоху дикого капитализма. Впрочем, пожалуй, даже тот был потише, потому что там если слышались голоса зазывал, то не так часто и густо, как на этом. Отовсюду раздавались крики, нахваливающие тот или иной товар, этакая реклама, не нуждающаяся ни в каком громкоговорителе, визгливые бабьи голоса то и дело перекрывали мужские, потом все повторялось с точностью до наоборот. В общем, то, что надо: народу полно, все с какой-никакой монетой – кто же на рынок пойдет без денег? – гуляй не хочу.
Предприятие оказалось довольно выгодным, хотя его-то никто не рекламировал: незачем. Достаточно было Звонареву усесться, устроив на коленях кусок доски, а Антону сыграть для затравки пару партий, как люди сами потянулись к наперсткам. В лохах недостатка не было – что поделать, такова натура человеческая: вот хочется поймать золотую рыбку – и все тут. Звонарев честно расплачивался с теми, кто выиграл, угадывая, под каким наперстком находится бусинка, но не забывал забирать деньги у проигравшихся. Выигрывавших он со вздохом называл глазастыми и как бы терял к ним всякий интерес, стараясь завлечь в игру других, но победителей это не устраивало: кто же откажется от возможности заработать, когда везет?