Весь Аргосмир знает, что для «крысоловов» казна заказывает оружие у одного мастера. Этот средней руки ремесленник поставляет страже одинаковые мечи: дешевые кожаные ножны с простеньким тисненым узором, эфесы одинаковой формы… Весь город знает «крысоловьи ножички». Ни у одного вора не потянется рука за таким мечом: кому его продашь? И по улице не очень-то пройдешься с таким приметным оружием…
Шенги брел меж двух заборов. Узенькая улочка вильнула — и за поворотом Шенги увидел ожидавший его неприятный сюрприз.
Двое парней весьма потрепанного вида стояли, прислонившись к забору. Один — долговязый, тощий, угреватый — поигрывал обрывком ржавой цепи. Другой равнодушно покусывал былинку. Оружия видно не было, но Шенги поспорил бы на лепешку с медом, что у парня при себе либо нож, либо купеческая гирька-разновеска на веревочке. Вон рожа какая выразительная, с переломанной переносицей и шрамом наискосок по щеке…
Парни качнулись навстречу, отлепившись от забора. На молодых прыщавых рожах — спокойное удовлетворение. Дескать, наконец ты явился, а то мы ждем, ждем…
А ведь наверняка ждут! Должно быть, мелкие ребятишки махнули дворами напрямик, чтобы предупредить старших: бродит, мол, по нашим краям господин, один плащ чего стоит, а в кошельке небось золота, что в маковой коробочке зерен. Готовьте, мол, дорогому гостю встречу!
Но если это встреча, то путь назад должен быть отрезан…
Шенги оглянулся. Ну, правильно! Сзади с равнодушным видом топает рослый юнец, поигрывает дубинкой.
Те двое, что впереди, загородили дорогу. Шенги напролом не попер, остановился. На лице его было вежливое удивление: дескать, в чем дело, молодые люди, по какому случаю меня задерживают?
Будь на месте этих сопляков матерые уличные грабители, для которых важна лишь добыча, а беседа с путниками надоела хуже каторжной баланды, они бы сразу пустили в ход ножи. Ну, тогда и Шенги действовал бы расторопнее. А эти молокососы еще не чувствовали себя достаточно уверенно. Ни один не произнес ни слова: никто не хотел начинать первым. Усмехаясь про себя, Шенги понял: ожидается явление главаря.
И явление не заставило себя ждать.
Над бурым облезлым забором выросла, подобно большому яркому цветку, растрепанная башка на длинной жилистой шее. Бледная, вся в темных веснушках физиономия, обрамленная ярко-желтыми патлами, глядела на мир цинично и брезгливо. Одно движение — и на заборе восседает… мальчишка, как показалось в первый миг Шенги… нет, юнец не младше тех, что ожидали Охотника в переулке. Только тощий и мелкий, почти карлик. И все же этот недокормыш явно верховодил в уличной компании.
Он и начал разговор — с фальшивой, наглой учтивостью, которая вызвала у его приятелей одобрительные смешки.
— Какая честь для Бродяжьих Чертогов! Каким неведомым ветром занесло в наши убогие края такого важного господина? Ну, мы просто не можем пропустить его дальше, не побеседовав. А то когда еще выпадет такой случай…
— Что ж не побеседовать? — с веселой готовностью отозвался Шенги. Краем глаза он приглядывал за здоровяком, который поигрывал дубинкой. Плечи широченные, а лицо младенческое, ясное, с простодушными глазами и наивной улыбкой. — О чем разговор пойдет?
Те двое, что впереди, переглянулись. Жертва вела себя неправильно. Не грозила, не трусила, не пыталась удрать.
А здоровяк все так же ухмылялся, похлопывая дубинкой по широченной ладони. Все происходящее явно было для него чем-то вроде балаганного представления.
Тот, что сидел на заборе, склонил лохматую голову, испытующе глядя на веселого прохожего. С чего бы прилично одетому человеку так дерзко себя вести? Может быть, это крупный вор — и тогда они сваляли дурака, остановив его?
Шенги забавлялся, прикидывая, какие мысли вертятся под космами цвета соломы.
Наконец растрепанный вожак решил, что имеет дело с богачом, привыкшим полагаться на свой кошелек, или имя, или вес в обществе. Такой уверен, что с его особой ничего плохого случиться не может. И сейчас он будет очень удивлен…
Повеселев, уличный заводила ехидно продолжил:
— О чем поговорим? О жизни! Вот у одних полон кошелек золота, а других хоть переверни да потряси — ничего не звякнет! А вот бы славно, если бы взять да поделиться!
— Тихо-мирно, не трепыхаясь, — подхватил прыщавый.
Верзила одобрительно кивнул, а юнец с перебитым носом добавил значительно:
— По взаимному согласию!
«Ишь ты, — умилился Шенги, — какие гладкие выражения знает этот разукрашенный! А главарь-то сразу к делу подошел, без всяких „не заблудился ли господин?..“ Шустрый!»
— Поделиться? — весело изумился он вслух. — Как великодушно с вашей стороны! Спасибо, благородные господа мои! И чем вы решили со мною поделиться?
Насмешливое веселье жертвы сбивало грабителей с толку. Перед ними был человек, который либо мог постоять за себя, либо опирался на кого-то сильного. Один из подручных Жабьего Рыла?
Лохматый главарь решительно тряхнул головой и вернулся на знакомую дорожку:
— Парни, а ведь он над нами издевается!
— Угу! — немногословно, но энергично согласился верзила.
— Насмешки строит! — с готовностью подхватил прыщавый.
— Не уважает, — печально подытожил юнец со шрамом.
Дубинка уже не постукивала по ладони верзилы, а выжидающе зависла в воздухе. Парень со шрамом напрягся, прыщавый любовно тряхнул цепью.
— Верно, не уважает! — с забора обличил главарь задаваку-путника. — На роже написано: нас за людей не считает! Он — большой господин, а мы — лепешка навозная, в которую он сапожком изволил вляпаться!
— Хамит! — горячо поддержал вожака парень со шрамом. — А сам-то он кто такой? Вот кто, а?..
— И верно, я же не представился… — Шенги уже надоела эта комедия, да и времени было маловато на пустые разговоры.
Он покосился на бурый забор, с которого держал речь лохматый недокормыш, и с силой пнул по ветхому дереву.
От удара из забора вылетели две доски, а остальные крутанулись на поперечной планке. Не удержавшись, вожак полетел башкой вперед и шмякнулся наземь у ног Шенги.
Приподнялся на руках. Ошарашенно покрутил головой. Лицо исказилось от ярости.
Еще миг — и вся четверка набросилась бы на незнакомца. Даже без приказа главаря все они уже дернулись вперед…
Но тут перед парнями взметнулась из-под плаща черная чешуйчатая лапа, щелкнули в воздухе сизые длинные когти.
Реакция у уличных грабителей оказалась отменная: застыли, оцепенели, оборвали свирепый рывок к противнику. Они знали, что это за лапа, еще как знали! Разве сказители не вели по всем кабакам и трактирам красивые речи о бесстрашном Подгорном Охотнике?
Если бы по переулку пронесся, трубя, наррабанский боевой слон, парни не были бы так потрясены.