Циркач, ругнувшись, шагнул к клетке и ткнул факелом в морду детеныша.
Шипение перешло в визг. Драконеныш шарахнулся в дальний угол клетки и свернулся в кольцо, спрятав обожженную морду в лапы. Гибкая спина задергалась, как лопатки плачущего ребенка. Тонкая цепь змеей бежала от него через клетку — к ручище укротителя.
— У-у, гиенье семя! — выразительно произнесла Нитха. Она терпеть не могла, когда при ней мучили животных.
Плоскомордый не расслышал слов девочки, хотя она стояла рядом. Он с торжеством обернулся к стражникам:
— Ну? Видели, как я с ним?
— Видели, — презрительно ответил один из стражников. — И видели, как он — с тобой! Маши факелом, не маши — он тебя уже хватанул. А завтра кого из зрителей за башку хапнет! Так что поворачивай оглобли да объезжай Издагмир окольными путями.
Циркачи протестующе взвыли.
— То есть как это — «объезжай»? — переорал всех укротитель. — Да мы по деревням и на корку хлеба не заработаем!
— Не хотите объезжать — платите, — сказал второй стражник негромко.
Но циркачи услышали — и разом замолкли.
— К тому и шло, — со злостью сказал укротитель и сплюнул. — Сколько?
— Два золотых.
Толпа ахнула. Циркачи запричитали. Плоскорожий укротитель закатил глаза:
— Да я сроду столько золота в руках не держал!
— Не моя печаль. Не нравится — проваливай. А хочешь в Издагмир въехать бесплатно, так это пожалуйста, только сначала мы с напарником твою зверюгу истребим! — Стражник покосился на своего приятеля, который был вооружен боевым топором.
Толпа притихла в тревожном ожидании. Спина драконенка перестала вздрагивать — словно и он, звереныш несмышленый, почуял беду.
— Может, скинешь малость? — протянул укротитель.
Стражник молчал, гордый и неприступный, как крепость на утесе.
Худая размалеванная женщина подошла сзади к укротителю и, привстав на цыпочки, что-то ему зашептала.
— А-а, пропади все к демонам! — взревел плоскомордый. — В болото все! Да под кочку! Да в тину! Нате! Рубите! Растет, зараза, жрет — как в прорву! Кусается! — Он отчаянно дернул цепь, заставляя драконенка выйти из клетки. — Два золотых? Руби!
Стражники переглянулись. Они явно рассчитывали на другой исход переговоров. Но отступать было нельзя, и тот из них, что повыше, неохотно взялся за топор.
И тут у него на локте повисло какое-то визжащее существо. Оно держалось крепко — не стряхнуть! — и вопило, что драконеночка ни за что, ни за что нельзя убивать! Это жестоко!..
Нитха не схлопотала по шее только потому, что стражники ее узнали. Во-первых, заморская принцесса, а во-вторых, ученица Подгорного Охотника. Ну, что принцесса, это еще полбеды: Наррабан далеко, и не пойдет он войной из-за тумака, отвешенного нахальной девчонке. А вот Охотники — народ опасный. Они за Гранью всяких магических штучек нахватались, лучше с ними не связываться.
Поэтому Нитхе было очень вежливо сказано:
— Малышка, ступай к своему учителю и попроси его, чтобы он тебя выпорол.
Нитха на эти слова не ответила — просто их не услышала.
Были бы здесь верные напарники, Нургидан и Дайру, они бы все поняли и утащили девочку прочь, на ходу приговаривая что-нибудь успокаивающее. Потому что знали характер Нитхи. Защищаясь, любого зверя прикончит и бровью не поведет. На охоте и пристрелит дичь, и освежует. Но если над какой-нибудь зверушкой кто-то начнет издеваться для забавы — о-о, как вскипит горячая наррабанская кровь! И плевать тогда Нитхе, кто перед ней — соседский мальчишка, вздумавший спалить на костерке пойманную мышь, или взрослый верзила, который хлещет плетью свою лошадь.
Вот и сейчас: в горле клокочут наррабанские проклятия, сердце заходится от жалости к беззащитному чешуйчатому малышу, и не укусить стражника, не садануть его каблуком по ноге — крепко держит, шакал! Обреченного звереныша вытащили из клетки, он визжит, пытается вырваться. Что же делать?.. Пальцы торопливо развязывают кошелек, сыплют деньги в угодливо подставленные пригоршни циркача, в широкие ладони стражников…
И вдруг все разом заканчивается.
Можно больше не вопить и не брыкаться, потому что жесткие лапы больше не стискивают плечи. В левой руке — наполовину опустевший кошелек, в правой — конец тонкой цепи. А перед глазами — потрясенная рожа укротителя.
И до Нитхи наконец доходит, что она купила дракона.
А толпа молчит в почтительном восхищении, потому что купить дракона — это о-го-го!
* * *
— Ну что, Заплатка, завтра в путь? — негромко спросил Шенги, развешивая на заборе плащ, чтобы проветрить перед дорогой. И тут же оглянулся: не слышит ли кто-нибудь, как Подгорный Охотник разговаривает с собственной одежкой?
Но рядом — никого. Нургидан на кухне, остальные разошлись по делам. Впрочем, даже если бы ребятишки и услышали странные слова учителя — вряд ли стали бы смеяться. Помнят, как попала к Шенги эта вещь…
Охотник провел ладонью по добротному коричневому сукну, стряхнул с бурой меховой опушки застрявший стебелек, расправил витые золотые шнуры с кистями. Хорошая, дорогая вещь… но почему на капюшоне зеленая заплатка? Словно хитрый глаз, который вот-вот подмигнет.
Под заплаткой нет дыры. Спороть бы эту тряпочку, невесть зачем пришитую к капюшону… а рука не поднимается. Потому что это лишь одна из странностей плаща, который до недавнего времени принадлежал Ралиджу Разящему Взору из Клана Сокола…
Неожиданный, загадочный подарок… и подарок ли?
Шенги нахмурился, рассеянно поглаживая бурый мех и вспоминая, как «Дикий гусь» оставлял за кормой остров Эрниди, где пришлось многое пережить. Ралидж, помнится, стоял у борта и кутался от пронзительного ветра в коричневый плащ с золотыми шнурами.
А потом каждый вечер в течение всего пути Шенги, укладываясь спать в своей каюте, неизменно обнаруживал этот самый плащ, аккуратно свернутый, в изголовье койки вместо подушки. И ругал учеников, пытаясь дознаться, кто это вздумал ради дурацкой шутки так вольно обращаться с чужим имуществом.
Когда на горизонте уже показалась земля, Шенги, смущенный и злой, в очередной раз притащил беглый плащ законному владельцу. И Сокол, как всегда, не рассердился. Только тронул витой золотой шнур и сказал негромко, укоризненно:
«Что ж ты, Заплатка? Хозяина вздумал поменять?»
Шенги улыбнулся шутке Сына Клана. Но Ралидж поднял на него глаза, в которых была только легкая печаль.
«Этот плащ — не простая тряпка. Он сам выбирает себе владельца. Мы с ним побывали в разных переделках. Теперь меня, похоже, ожидает мирная жизнь в глухомани… а его, стало быть, тянет на приключения? Что ж, раз он так решил… Был мой — теперь твой будет!»
Чудачество высокородного господина?