А жаль, ибо он пришел бы в восторг от представления, которое закатил в тронном зале Рахсан-дэр.
О, это было яркое зрелище! Труппа аргосмирского театра в полном составе ударилась бы в глубокий запой от невозможности залучить в свои ряды этого осанистого и темпераментного старца!
Рахсан-дэр не вошел, а ворвался в тронный зал — в развевающихся наррабанских одеждах, в звенящих браслетах, с драгоценным обручем на голове, с кривой саблей за поясом. (Саблю он только что со скандалом отстоял у распорядителя дворцовых аудиенций и начальника стражи. «Клянусь звездными письменами Гарх-то-Горха, обезоружить вельможу моего ранга — значит низвести его до уровня жалкого простолюдина! Уж лучше рубите мою честную седую голову!» В конце концов за решением было тайно послано к королю, и Зарфест приказал оставить старику саблю.)
Знатного наррабанца сопровождали двое чернокожих слуг. Едва войдя в тронный зал, они пали ниц у порога и не поднимали глаз, словно боясь, что сияние, исходящее от гурлианских владык, испепелит их.
А сам Рахсан-дэр, хоть и был донельзя взволнован известиями, полученными в доме Главы Гильдии, все же ни на шаг не отступил от ритуала. Еще в Издагмире он прочел в летописи о прибытии в гурлианскую столицу послов из своей страны — и теперь скрупулезно повторил все то, что, судя по летописи, проделал глава посольства.
Сначала старик шустро простерся перед королем, воскликнув при этом:
— Преклоняюсь пред силой и властью!
Затем пал ниц перед черным престолом, сообщив ошарашенным придворным:
— Преклоняюсь пред мудростью и опытом!
С третьим, пустым троном вышла заминка. Но бывалый царедворец Рахсан мудро рассудил про себя, что был бы трон, а наследник приложится, и растянулся перед Рассветным Престолом, прокричав:
— Преклоняюсь перед будущим, которое грядет!
Сочтя долг исполненным, вельможа поднялся на ноги и разразился страстной речью.
— Юная дева, — кричал он, бия себя в грудь, — прекрасная юная дева царственной крови, исполненная благонравия, богобоязненная, вспоенная мудростью древних ученых… Истинная дочь Светоча, зеница очей и жемчужина души своего государя-отца, да хранит его Гарх-то-Горх! Так неужели ее гордая и высокая кровь расплещется по холодным камням чужедальней земли? Неужели ее чистая и непорочная краса достанется на поругание неведомым злодеям? Неужели благородные гурлианские государи не поднимут свое доблестное войско, дабы отыскать и спасти ту, чья малейшая слезинка дороже любой из наррабанских провинций?!
Хорошо, что под золотой маской не было видно, как ошарашенно хлопал глазами Зарфест, пытаясь понять, какую царственную деву демоны занесли в эти края и почему ее непорочная краса должна достаться на поругание неведомым злодеям?
Король-отец быстрее разобрался в ситуации. Черная маска качнулась к золотой, и Эшузар шепнул сыну:
— Это он про ту чокнутую, что сбежала из Нарра-до, объявилась в Издагмире и пристроилась в ученицы к Подгорному Охотнику… ну, помнишь, нам Тагиарри писал?..
Зарфест кивнул, припоминая давнее письмо Хранителя Издагмира. А затем гурлианский государь, со свойственной ему мудростью отбросив все второстепенное, тихо изложил глубинную суть ситуации в одной краткой, емкой и неоспоримой фразе:
— Еще одно шило в мою задницу!
* * *
Унсай, вытянув босую ногу, сидел на коряге и шипел от боли: Дайру, стоя рядом на коленях, пытался соорудить для распухшей, побагровевшей стопы повязку из ровных палочек и полос материи. На полосы пошла рубаха Унсая, так что один из самых уважаемых гильдейских Охотников сейчас походил на нищего бродягу.
Неподалеку в зарослях «рыжего мшаника» хрустела ветвями Нитха: выбирала крепкий сук, чтобы сделать посох для ценного пленника.
Нургидан и Фитиль стояли по обе стороны кочки, держа мечи наготове. Они не доверяли Унсаю ни на медяк и понимали, что он только выглядит смирным. Унсай — зверь матерый.
— Скули, скули, — негромко и тяжело сказал Нургидан, когда Унсай охнул от неосторожного движения Дайру. — У меня бы ты не так заскулил. Не будь ты живым нужен для допроса, я бы тебя прямо здесь… своими руками… за учителя…
— И за матросов, что на рейде заживо сгорели, — поддержал его Дайру. — Воткнуть бы тебя башкой в эту тину…
Превозмогая боль, Унсай обернулся к Фитилю и сказал почти весело, словно два Охотника были союзниками:
— До чего кровожадные детишки нынче пошли! Мы в их возрасте такими не были!
— Вам тогда не подворачивалась такая сволочь, — объяснил ему Дайру, с треском разрывая вдоль полосу ткани.
Унсай, не обратив внимания на эту реплику, с дружеским интересом спросил бывшего напарника:
— И давно ты начал меня подозревать?
— Не очень. Сам знаешь, от напарника трудно скрывать секреты.
— Это так, — кивнул Унсай. — Ох! Полегче, юноша, это все-таки нога, а не полено…
— Готово, — поднялся Дайру с колен. — Я, конечно, не лекарь, но…
— Заметно, что не лекарь, — грустно сказал пленник и вновь перевел внимание на Фитиля. — А когда ты начал за мною следить?
— Да вот только что. Услышал, что ты пошел нести караул у Ворот. Думаю: что-то не то! Глава Гильдии болен, на Унсая свалились все его заботы… а Унсай идет присматривать за Воротами, чтоб они не сбежали! Да кому вообще нужны эти посты? Ну, влез я на дерево — и полюбовался, как ты «крысолова» по башке приласкал и в Ворота юркнул. А еще раньше туда просочились вот эти детеныши… ловко они тебя обвели!
— Детеныши, да… — Унсай глянул на Нургидана, словно видел его впервые. — Слушай, парень, а ведь я не стану про тебя молчать. Так всем и расскажу: мол, оборотень пытается втереться в Гильдию. На глазах у меня и у Фитиля перекинулся зверем… Подумай, парень, не свою ли погибель в Аргосмир на веревочке поведешь?
Нургидан побагровел. От гнева, отчаяния и стыда у него перехватило горло. Поэтому первым успел ответить Фитиль — небрежно, насмешливо, с притворным удивлением:
— Ты что, Унсай, болотным туманом надышался? Звери тебе мерещатся… А вот я не видел никаких зверюг. Как ты девчонку придушить грозил — это да, это было…
— Ах, вот даже как?
— Именно так, — хладнокровно кивнул Фитиль. — Нас четверо, ты один — кому поверят?
— Кому поверят? — как-то странно переспросил Унсай. И замолчал, замкнулся.
Тем временем Дайру серьезно сказал Фитилю:
— Спасибо.
Охотник глянул на парнишку с презрительным удивлением:
— Ты-то тут при чем, чудо в ошейнике?
Дайру закусил губу и подумал, что не зря Фитиль поменял столько напарников. Все-таки он невыносим!
А Нургидан, взяв себя в руки, сказал почти спокойно:
— Да. Спасибо. Но… Учитель знает, Лауруш знает. Это главное, а остальные… ну, уж как получится.