Каррао пробился к судейскому возвышению сквозь забывшую почтение толпу и с ходу ринулся в бой.
- Верно! - прокричал он. - Закон соблюдается и в другом: тело усопшего не будет предано костру! Это тело еще пригодится самому усопшему!
- Чего-о? - в ужасе переспросил женский голос.
- Но в обряде усыновления, помнится, предусмотрен именно костер, - возразил Волку чей-то возмущенный баритон.
- Для вида! - победоносно отозвался Каррао. - На самом деле огонь тела не касается!
- Так и смерть же - для вида! - протестующе возопил баритон. - Будем обманывать собственных предков?
Ух, что тут началось! Какая буря взметнулась вокруг! Мужчины и женщины со знаками Кланов на одежде повскакали с мест, волной прихлынули к возвышению; они негодовали, восторгались, гневались, потрясали в воздухе кулаками… Кто поминал Безликих, кто Многоликую, кто призывал на голову Даугура проклятие Двенадцати Магов…
Некий Вепрь, особо умный и шустрый, подтянулся на краю судейского возвышения, вскарабкался наверх и зычно пробасил:
- Ну о чем мы спорим, о чем думаем? Был уже такой случай, был! Триста лет назад! Когда Драконы за неслыханные подвиги усыновили героя и… у-уй!
Особо умного стащили вниз, но было поздно, король уже услышал. Перегнувшись через перила ограждения, Джангилар азартно закричал вниз, туда, где еще гудел бас Вепря:
- А я, между прочим, не стыжусь своего происхождения от этого великого человека! И любой из вас гордился бы таким предком!
А с другой стороны кто-то визжал, обращаясь к Даугуру:
- Ну и какая же Ветвь примет этого ублюдка к себе? Какая Ветвь согласится на сына, которого когда-то можно было купить на рынке?
- Ветвь, которая не может выбирать! - твердо ответил на визг Даугур. - Ветвь Левого Крыла. Там теперь остается лишь один старик, с ним я как-нибудь договорюсь - усыновит!
- Полено ты еловое, а не Мудрейший! - захлебнулся от негодования визгливый голос. - Это же я, я - этот самый старик!
- Ох, прости, почтенный Ралдан, не узнал я тебя, - смутился Даугур. - Не спеши уходить, когда окончится суд… нам надо поговорить…
- Да пусть с тобой Клыкастая Жаба в болоте разговаривает!..
К площади стекались стражники, решившие, что в городе вспыхнул мятеж. Узнав, в чем дело, вновь прибывшие тоже начинали орать.
Каррао положил руку на плечо Даугура:
- Преклоняюсь перед твоей отвагой, Сокол! Не думал, что у тебя такая молодая душа!
- Я сам не думал, - негромко признался Даугур. - Сам от себя этого не ожидал.
- Надеешься после такого остаться Мудрейшим?
- Вряд ли. Но пока власть в моих руках - сделаю все, как решил!
- Да, это законно… дерзко до наглости, но законно, есть лишь одна неувязка: парень сам себе не принадлежит. У него имеется хозяин… ну, тот астролог из Рода Ульфер. Вправе ли мы распоряжаться чужим имуществом?
Эти слова расслышал Джангилар, который, забыв о своем королевском величии, продолжал препираться с толпящимися внизу Детьми Кланов.
Король обернулся к Мудрейшим. Его мальчишеский запал разом погас, глаза стали угрюмыми.
- Пусть это не заботит вас обоих, - отрывисто, почти враждебно сказал Дракон. - Астролог не придет, чтобы потребовать свое добро. А если он все-таки явится… - Джангилар горько усмехнулся. - Что ж, тогда я сам улажу вопрос так, чтобы достойнейший Илларни остался доволен…
Как ни странно, в буре страстей ваасмирцы дружно забыли о живом человеке, из-за которого поднялся шум.
Орешек, белый, как льняное полотно, был похож на путника, который неосторожно задумался на горной тропе и резко очнулся от своих мыслей, увидев под ногами край пропасти.
Отвага Орешка была отвагой человека, которому нечего было терять. И теперь проблеск надежды был подобен удару молнии. Пытка надеждой была ужаснее всего, что перенес самозванец до этой минуты, - она чуть не сломала парня. Человек более слабый от такого потрясения потерял бы сознание.
Орешка удержала на ногах гордость - та самая гордость, которая за время пребывания мнимого Сокола в крепости успела основательно врасти в его душу. Теперь он просто не смог бы заскулить, упасть на колени, взмолиться о пощаде, - как не смог бы настоящий Сокол. И пусть площадь опасно накренилась перед глазами - Орешек усилием воли преодолел дурноту, заставил себя поднять голову и дерзко взглянул на толпу.
Вокруг кипел, шумел, бушевал чуть ли не весь Ваасмир, и центром этого урагана было гневное кольцо Детей Клана вокруг судейского возвышения.
Лишь двое в этом кольце сохраняли неподвижность и молчание. Две женщины остались сидеть на скамье.
Арлина застыла, вскинув ладонь к губам; лицо ее резко белело в ореоле черных волос, глаза стали огромными и тревожно потемнели.
А Сайвафина, Бессмертная Орлица, покойно опустила руки на колени, справедливо полагая, что ее магические услуги сейчас никому не нужны. Она поглядывала вокруг и тихо улыбалась, радуясь, что и на триста тринадцатом году жизни сумела увидеть что-то новое и удивительное для себя.
Тихое журчание воды, сбегающей из мраморного птичьего клюва в маленький бассейн, успокаивало взбудораженные нервы, усмиряло душевное смятение. Оплетающий стены плющ так мирно, так спокойно спускался к скамье, что хотелось благодарно погладить кончиками пальцев круглые темные листья.
Орешек откинулся на резную спинку скамьи, удобно вытянул ноги в дорогих мягких сапогах, закинул руки за голову. Впервые за последние сутки он был один. Хорошо бы навсегда остаться в этом уютном внутреннем дворике, слушать пение тонкой водяной струйки и ни о чем не думать…
Как же, не думать! Так это у него и получится! Отдохнешь тут… когда память вновь и вновь подбрасывает картины этой невероятной ночи!
Как переживут такую встряску Кланы, когда весть о случившемся разлетится по Грайану? Сумеет ли старый Даугур остаться Главой Соколов?
Ничего не скажешь, старик действовал решительно, не тянул время. В ночь после суда свершились два роковых обряда. В полночь Клан Сокола лишился одного из своих сыновей, на рассвете - обрел нового.
Как ни странно, Орешек не испытывал радости. Умом он понимал, какая неслыханная честь оказана ему, на какую головокружительную высоту подняла его судьба. Но в душе были лишь усталость и пустота. Хотелось спать.
Что изменил в нем обряд? Орешек не ощущал себя иным, чем прежде.. только измотанным. Да и сам обряд запомнился беспорядочно мелькающими картинами. Ярче всего в память врезался погребальный костер: смолистый жар, желтое пламя совсем близко, край погребальной пелены, сбившийся под щекой, и откуда-то извне, из-за огня, из иного мира - монотонное бормотание жрецов. Казалось, Бездна рядом: шевельнись - и соскользнешь в нее…