– Не надо врать… лучше бы добил…
– Не умею добивать, – честно признался Орешек. – Слушай, может, твоим родным чего передать? Кто вы вообще такие – ты и твои друзья?
– А ты не узнал? – пробились в голосе умирающего насмешливые нотки. – Это не мои, а твои друзья, Сокол!
Орешек с недоумением взглянул на останки неизвестного бедняги – его сейчас не признали бы ни любимая женщина, ни мать. Перевел взгляд наверх, всмотрелся в искаженное гримасой смерти лицо среди листвы. Вздрогнул: узнал… Обернулся к умирающему и сказал без прежнего сочувствия:
Вот ты, значит, из каких… И много вас тут бродит?
Обида пересилила боль. Незнакомец даже чуть приподнял голову:
– Это ты из «таких», Сокол, а я Подгорным Охотником был… случайно к шайке прибился…
Вновь уронил голову на мох и, кривя рот, пробормотал куда-то мимо собеседника:
– Предупреждал меня Заплатка… что плохой день… а я не верил…
Вспыхнувший на миг гнев Хранителя угас. Конечно, по долгу службы он старательно преследовал любую шайку, что появлялась в окрестностях… но разве забудешь ночи у разбойничьего костра?..
Эти мысли вдруг стайкой разлетелись прочь: Орешку показалось, что за спиной мелькнуло что-то темное. Он гибко развернулся, вскинул клинок, готовясь отразить удар…
Но Сайминга застыла в воздухе. Орешек сплюнул и негромко помянул Тысячеликую. То, что он принял за противника, оказалось плащом, наброшенным на куст боярышника. А движение… ну, наверное, порыв ветра рванул полу плаща…
Хотя ветра, между прочим, никакого не было.
Да что там ветра… Во имя Серой Старухи, здесь и плаща-то никакого не было несколько мгновений назад!
Орешек недоверчиво оглядел находку. Темно-коричневый, дорогого сукна плащ был наброшен на куст так аккуратно, словно его расправили руки исполнительного слуги. Капюшон в меховой опушке чуть склонился на ветке, словно заглядывая человеку в лицо. Зеленая заплатка на капюшоне щурилась, как нахальный глаз.
И все равно – не было здесь плаща! Орешек, хвала Безликим, еще не рехнулся!
– Твой плащ? – спросил Хранитель раненого так грозно, словно речь шла о кусачей собаке.
Умирающий человек приподнял голову и сказал неожиданно сильно и четко:
– Был мой. Теперь твой будет!
Это прозвучало как приказ… нет, как грозное заклинание! Но тут же силы оставили незнакомца. Он откинулся затылком на мох и виновато улыбнулся:
– Вот такое наследство… Побереги его, Сокол… Я…
Хрип коротко клокотнул в горле, на губах запузырилась кровь.
Орешек стиснул зубы. Он так и не привык к виду смерти – и это после всех пережитых приключений!..
Но для этих троих бедняг все могло обернуться еще страшнее Остались бы лежать в чаще – кто сложил бы для них погребальный костер? Души не попали бы в очистительную Бездну, не возродились бы в новых телах… А теперь придется о них позаботиться. Хоть и разбойники, а все ж нельзя, чтоб человеческая душа в несказанных мучениях металась меж мирами…
Орешек вложил клинок в ножны, снял с ветвей боярышника плащ и накрыл тело незнакомца. Теперь нужно разыскать свиту… где их болотные демоны носят?..
Словно в ответ на его мысли, далеко в чаще послышались тревожно перекликающиеся голоса. Орешек обернулся на зов, но не успел сделать ни шагу. Что-то мягко обрушилось сзади на плечи.
Опытного бойца трудно застать врасплох. Сразу же, словно он ожидал нападения, Орешек нырком уклонился вниз, опрокинулся на спину и с силой ударил обеими ногами в сторону неизвестного врага. Но удар пришелся в пустоту. Вскочив на ноги, Орешек огляделся.
Вокруг – никого… лишь лежат в траве останки растерзанных чудищем разбойников…
А у ног Орешка – груда коричневого сукна. Плащ… тот самый, которым он только что укрыл мертвеца.
То ли холодным ветром потянуло от ручья, то ли озноб пробежал по коже… Орешек вновь выхватил Саймингу и шаг за шагом начал отступать с поляны.
Груда плотной материи шевельнулась… вот опять… зазмеилась меховая оторочка капюшона… вытянулся толстый витой шнур с золотой кистью…
Ошибиться было нельзя: медленно, осторожно плащ полз следом за человеком.
Ах, так! Стало быть, это колдовская тряпка… и лишь Серая Старуха знает, чего от нее можно ожидать!
Видал Орешек волшебные предметы, но до сих пор они за ним не гонялись. И этому бешеному сукну Сокол не позволит себе на плечи прыгать! Сейчас он из него лоскутков понаделает!
Коротко, гневно взмыл клинок…
Но почему замешкалась Сайминга? Ведь только что она твердо и беспощадно рубила тугую чешуйчатую плоть Подгорной Твари… А сейчас рука, держащая меч, дрогнула, потому что в памяти Орешка всплыла фраза умирающего разбойника: «Предупреждал меня Заплатка… что плохой день… »
Заплатка? Это он, случайно, не о…
Заминка была краткой, но плащ успел скользнуть по траве вперед, прямо под клинок, к ногам Орешка.
Нет, это не было нападением. Золотые шнуры обвились вокруг ног воина, капюшон прижался к коленям…
Орешек в смятении шумно выдохнул: перед ним словно простерся молящий о пощаде человек… и рука не могла обрушить на него меч…
Мгновение проходило за мгновением. Капюшон чуть пошевелился, показалась краешком зеленая заплатка, словно снизу вверх робко выглянул глаз: «Ну, что ты со мной сделаешь? Пощадишь или… »
Орешек уже пришел в себя. В конце концов, за последние годы ему довелось повидать кое-что почуднее плаща, пусть даже волшебного.
– Так ты и есть Заплатка? – строго спросил он. Не дождавшись ответа, нагнулся, поднял плащ. – Стало быть, тебя мне в наследство навязали? Ну-ну…
Плащ с трогательной покорностью висел в руках нового владельца. Плотное, добротное сукно пропахло дымом лесного костра, к нему прилипла сухая хвоя; из меховых дебрей выглянул муравей.
– Ну и что мне с тобой делать? – поинтересовался Орешек, задумчиво стряхивая с плаща мелкий сор. – Не хочешь с прежним хозяином на погребальный костер?
То ли порыв ветра подхватил полы плаща, то ли Заплатка сам рванулся из рук – Орешек еле успел удержать его за капюшон.
– Ладно, ладно, понял… Но смотри у меня… попробуй хоть чем-то навредить… велю из тебя мешок для репы сшить!
Накинув на плечи очищенный от сора плащ, Хранитель Найлигрима пошел берегом ручья навстречу приближающимся голосам свиты.
Белый мраморный дракон прильнул к бассейну, опустив в воду пасть. Это было добродушное животное, лукаво косящее огромным глазом. Длинный, в серых разводах хвост кольцом обвил легкую ажурную беседку.
Хрупкая седая женщина в беседке зябко повела плечом и уютно укуталась в мягкую шерстяную накидку. Да, в девяносто два года кровь уже не так быстро бежит по жилам… Что ж, Фатинита Аметистовое Кольцо и так засиделась в теплой, доброй осени – пора встречать хмурую зиму, полную одиночества и скуки. Зиму, когда чувствуешь, как отдаляются, уходят °т тебя близкие, любимые люди. Конечно, о тебе будут заботиться – так бережно стирают пыль с вещи, некогда дорого стоившей, а теперь обветшавшей, но выбросить-то жалко!