– Сначала я просто заинтересовался Вечной Ведьмой. нет, в нашем мире ничего не бывает «просто», это Безымянные подвели меня к великому открытию. Я стал собирать все, что можно узнать о ее воплощениях – предания, баллады, старинные рукописи… Кстати, почтеннейший Джилинер, я бесконечно тебе признателен за мемуары Виннитиры-прорицательницы и за тот пергамент – запись из пыточной башни, где допрашивали злокозненную Кришсину. Они-то и натолкнули меня на забавную мысль: составить гороскопы этих женщин, ведь в свитках были точные даты рождения. Конечно, гороскопы оказались совершенно разными, как разными были и судьбы, но были абсолютно совпадающие небесные знамения. Я чуть не закричал от восторга, когда понял: это те самые «изначальные знаки»… иначе – «знаки души»… ведь душа у этих женщин одна! И такое редкое сочетание: стрела Лучницы нацелена в средний парус Сверкающей Ладьи, а задние копыта Двуглавого Коня…
– Прошу тебя, без подробностей, – вежливо, но твердо прервал старика тот, кого назвали Джилинером. – Я давно оставил надежды постичь звездную мудрость.
– Хорошо, – скривился старик, которого прервали на самом интересном месте. – Суть в том, что «изначальные знаки» – ключ к странствиям души в веках. Важно также, в какое время суток родился ребенок. Прошу заметить: Виннитира пишет, что мать, родив ее, в ту же ночь, к рассвету, умерла. А Кришсина под пытками кричала: «Будь проклята ночь, когда родила меня мать! »
– А когда родилась Фаури?
– Вскоре после полуночи… Но и это еще не все! Помнишь легенду о том, как Вечная Ведьма под именем Саймилу стала властительницей Озерного королевства? Я как-то слышал балладу… в ночь ее рождения был большой звездопад. Отец вынес новорожденную дочь на двор, свет падающих звезд омыл нагое тельце… ну, дальше про – знамения, про великий путь…
– Опять – ночь рождения, – понимающе кивнул Джилинер.
– Не только, друг мой, не только… Раз нагого младенца вынесли из дома, значит, на дворе стоял не Лютый месяц. Мне был известен только год рождения Саймилу, но я развернул таблицы, сел за расчеты. Это была кропотливая работа, все-таки семь столетий… Зато теперь я точно знаю, что интересующее нас сочетание звезд стояло в тот год над землей в ночь со второго на третий день Щедрого месяца!
– Убедительно, – кивнул Джилинер. – Но во всех легендах сказано, что Вечная Ведьма вспомнила прошлое лет в четырнадцать-пятнадцать… а Фаури, если не ошибаюсь, уже шестнадцать…
– На днях исполнилось семнадцать. Но в легенде о Сокрушительнице Кораблей говорится, что она вышла замуж, родила троих детей и лишь потом вспомнила, что она – Вечная Ведьма…
– Вот сюрприз был мужу! – хмыкнул Джилинер.
– Но не это главное, – не дал себя сбить старик. – Десять лет назад в моем замке проездом гостила старая Намида Мягкое Слово, тогдашняя Мудрейшая Клана Лебедя. Она умела безошибочно определять, есть ли в человеке магическая сила.
Глаза Джилинера сверкнули, он подался вперед.
– Мудрейшая сказала, – продолжил Авиторш, – что в душе девочки, как подземное течение, струится мощный поток силы. Когда-нибудь он вырвется наружу – и тогда…
– Истинная Чародейка, – кивнул Джилинер. – А если к ней и впрямь вернется память о прошлых рождениях… опыт то ли восьми, то ли девяти веков… Да, почтеннейший Авиторш, наш уговор остается в силе. Я женюсь на твоей двоюродной внучке.
– А не боишься ли ты, Ворон, – спросил старик, осторожно подбирая слова, – что дитя станет могучей волшебницей и не захочет покоряться мужу? У нее таких мужей… за Девять-то столетий…
Глаза Джилинера стали мечтательными, он мягко повел плечом:
– Почтеннейший Авиторш, ты представления не имеешь, какая это увлекательная наука – подчинять себе других людей! До того как в милой Фаури проснутся воспоминания, она Уже будет глядеть на мир моими глазами и дышать в такт моему дыханию, а иначе… – Ворон запнулся, быстро взглянул в лицо человеку, с которым собирался породниться, и закончил совсем другим тоном – легким, дружеским: – А иначе и быть не может!
– Но… мне хотелось бы… – замялся старик, – чтобы, моя внучка была хоть немного счастлива…
– И будет! Рысь войдет в дом Ворона! Я же не какое-нибудь ничтожество из Семейства, которое берет жену ради приданого, а потом лупит ее плеткой, как рабыню!
Холодные светлые глаза обещали будущей жене кое-что похуже плетки, но старик этого не заметил – или не захотел заметить.
– Вот и хорошо… Вот и уговорились…
«Зал» постоялого двора шумел, веселился, уплетал жареное мясо и запивал вином. А за угловым столом трое мужчин и девушка, закаменев, глядели на Дочь Клана и пытались понять, где они находятся и что с ними произошло.
– Он приехал в конце Звездопадного месяца, – тихо жаловалась Фаури, ни к кому особенно не обращаясь. – Красивый, не старый, ласковый… а я увидела – и убежать захотела. За руку взял – меня чуть не стошнило… – Рысь всхлипнула и закончила почему-то свирепым, обвиняющим тоном: – Ожерелье подарил! Коралловое!
– Что это сейчас было? – опомнилась Ингила. – Еще кто-нибудь это видел?
Никто не ответил. Фаури продолжала плакаться:
– Вечером дед пришел ко мне в комнату и спросил, почему я к обеду ожерелье не надела. Я сказала правду: выбросила с башни в ров. Хорошо бы и приезжего Ворона туда же… с башни в ров… И тут дед начал бить меня по лицу! – В голосе Рыси звучало горестное удивление. – Меня! По лицу! Раньше без обеда оставлял, в чулан запирал, но никогда и пальцем… Я так расплакалась, что остановиться не могла. Дед испугался, кликнул служанок… они мне какие-то отвары совали, тряпку мокрую на лоб… А я все думала: о чем дед с Вороном после обеда толковали? И узнала…
– Госпожа умеет видеть прошлое? – серьезно спросил Пилигрим.
– И сама вижу, и другим показать могу, такой у меня дар. Только дед не знает.
– Очень полезный дар… и очень опасный для хозяйки, – вздохнул Пилигрим. – Жизнь вокруг нас соткана из тайн. Если уметь заглянуть в любую… людям такое не понравится!
– А я не всегда могу заглянуть, – простодушно объяснила девушка. – Только если больна… или не в себе – ну, когда в истерике билась… – Фаури замолчала, ненадолго задумалась – и тут до нее дошло: – А со мной сейчас что-то неладно, да?
Девушка встала, покачнулась, вцепилась в край столешницы. Ралидж успел подскочить, подхватил ее – маленькую, легонькую. Фаури, как котенок, завозилась, поудобнее устраиваясь у него на руках, и сказала тоном ребенка, открывающего взрослому свою заветную тайну:
– Я сбежала из дома!
И заснула, прислонив русую головку к плечу Ралиджа.
Сокол нашел взглядом хозяйку, кивнул ей. Та улыбнулась, взяла светильник и пошла наверх. Ралидж двинулся следом, бережно держа свою хрупкую, невесомую ношу. Фаури спала, опустив пушистые ресницы, и тихонько, уютно посапывала. Соколу вспомнилось, как в Найлигриме ему приходилось разносить по кроваткам задремавших близнят.