– Ну и как тебе Йорк? – улыбаясь, спросил его Эндрю, так как Андрей, отказавшись от выпивки, сказал, что пойдет посмотреть город, что ему до сих пор никак не удавалось, несмотря на жгучий интерес.
– Да никак, – разочарованно махнув рукой, ответил Андрей. Потом ему пришлось рассказать о произошедшем.
– Нечестный удар, – вынес свое резюме Джеф, поддержанный Эндрю.
– Ага. А как бы я еще остановил эту гору мышц? Я ему так засадил, что колено до сих пор болит, а ему хоть бы хны, – вот и пришлось.
– Все равно не по чести это, – стоял на своем Джеф. – Это же не схватка на поле боя, где все приемы хороши и главное – выжить и противника укатать под горку.
– Посмотрел бы я на тебя, будь ты на моем месте, – недовольно буркнул в ответ Андрей.
В это время в помещение вошел какой-то молоденький паж и, направившись прямиком к Андрею, наклонился к самому уху и тихо, но вполне отчетливо проговорил:
– Господин, вас просит выйти моя госпожа.
– А кто такая твоя госпожа? – удивленно поинтересовался Андрей, впрочем, так же тихо.
– Достаточно того, что она благородная леди, – все так же учтиво, уклончиво ответил паж.
Справедливо рассудив, что нанести кому-либо из благородных обиды он еще не успел, Андрей решил не обострять отношений с незнакомой представительницей благородного сословия. По привычке он быстро провел рукой по кобуре со «стечкиным» и, убедившись, что тот на месте, направился следом за молодым провожатым.
Выйдя на улицу, он увидел стоявшую неподалеку карету без каких-либо гербов на дверцах, что говорило о том, что данное средство передвижения принадлежит какому-то мелкому дворянскому роду, ниже баронского.
Любой житель Йорка без труда опознал бы, что это карета баронессы Абигель Бишоп, веселой вдовушки, не обходившей своим вниманием ни одного приглянувшегося ей мужчину. И уж тем более не заморачивалась она вопросом социальной принадлежности. В ее постели бывали как знатные господа, так и простые ремесленники или слуги. Критерии, по каким она выбирала себе очередного любовника, для всех оставались загадкой. Но ни один мужчина еще не отказывал ей – а чего, собственно, отказывать? Притом что она была знатной красавицей, да и в любви, говорят, весьма искушенной. Мужчины усматривали у нее только один недостаток: она никогда не увлекалась надолго – одно, редко до трех свиданий, и все, она отправлялась на поиски следующей жертвы.
Темнота еще не вступила в свои права, поэтому, сев в карету, Андрей без труда рассмотрел женщину лет тридцати трех или тридцати пяти, вряд ли старше, так как косметика в этом мире отсутствовала как таковая. Максимум, что могли позволить себе местные красавицы, так это ванны из молока. Кто предпочитал козье, кто коровье, некоторые считали, что сохранить молодость может помочь только кобылье молоко, но на этом полет фантазии исчерпывался.
Сидевшая напротив него женщина, как видно, весьма ревностно заботилась о своей внешности. Как бы то ни было, она была красива и обладала правильными чертами лица. Глядя на нее, Андрей мысленно восхищался, потому что все секс-символы Голливуда в его мире никак не могли соперничать с этой красотой и женственностью. Известные ему звезды выставляли напоказ свои прелести, если же они не обладали вызывающей красотой, то знаменитые модельеры могли подобрать их наряды таким образом, чтобы подчеркнуть их женственность, что в результате позволяло им занять пьедестал поклонения. Взять хотя бы Милу Йовович. Секс-символ, звезда Голливуда, вся прелесть которой искусственно создана благодаря пиару и зрелищным голливудским постановкам. Эта же женщина, одетая в скромное платье средневекового покроя, с жестким и тесным корсетом, с трудом справляющимся с тугой, налитой соками грудью, не старалась выглядеть желанной – она была ею. Глядя на нее, можно было только хотеть ее.
– С кем имею честь? – не сумев совладать с собой, дрогнувшим голосом поинтересовался он.
– Баронесса Бишоп. Но мне нравится, когда меня называют Абигель. – Голос у нее был под стать внешности – бархатный, обволакивающий, журчащий, словно ручей в тени могучих деревьев в жаркий день, побуждающий пить не переставая. Андрей вдруг почувствовал, как у него все встало дыбом от этого голоса. Сказать что-либо он был не в состоянии. – Вы всегда такой общительный? – продолжила женщина, чтобы побудить опешившего кавалера к разговору: как видно, к подобной реакции мужчин она уже давно привыкла.
– Ну что вы! Обычно я вообще молчу.
– Я заметила. Вы молчите, даже когда на вас набрасывается всесокрушающая ярость, и столь же многословно заставляете эту ярость скулить у своих ног.
– Вы все видели?
– Да. Я как раз была неподалеку. И должна признаться, мне доставило неописуемое удовольствие наблюдать за вами, в особенности за тем, как вы наказали этого Якова.
– Чем же он вам не угодил? – Наконец совладав с собой, Андрей подпустил в свой голос сарказма.
– Этот идиот не захотел меня, вернее, он-то захотел: я могу понять, когда мужчина меня хочет, но вот только изменить своей дражайшей супруге он не смог, ибо это грех. Хотя эта сучка подобными вопросами не задается и изменяет ему со всеми подряд.
«Так и есть, влез не в свое дело, мужика чуть не покалечил, – а почему, собственно? Черт, тупица, ну кто тебя просил?! Мужик полностью был в своем праве».
– А вы чем же лучше?
– Ну вот, господин Андрэ, еще не узнали меня получше, но уже делаете скоропалительные выводы. Но я не обижаюсь и отвечу. Дело в том, что когда был жив мой супруг, то мне было скучно с ним, но оба мои ребенка – его дети, и я никогда не изменяла ему. Я ласкала себя до одури, представляя самые разные картины, потом замаливала эти грехи в церкви и со слезами, причем искренними, рассказывала об этом на исповеди. Когда мой супруг погиб, я решила больше не выходить замуж и побаловать свою плоть от души. Вы думаете, нет желающих заполучить меня в жены? Уверяю вас, есть, и много, они даже готовы смотреть сквозь пальцы, если я стану изменять им. Но я всем отвечаю отказом, потому что у Бишопов есть законный наследник, а на тот случай, если со старшим что-нибудь случится, есть младший, и тоже законный. Да, я сплю со всеми подряд, но я знаю, что значит долг. Поэтому я, может, и сучка, но только совсем другого полета, – игриво закончила Абигель.
– Но почему же вам так не понравилось то, что Яков, подобно вам, не смог изменить своей супруге?
– Если бы мой покойный супруг хотя бы раз изменил мне, то я украсила бы его голову самыми ветвистыми рогами во всем королевстве. Но он был верен мне, и я платила ему той же монетой, и именно поэтому я храню ему верность и по сей день – не скрою, своеобразно, но не предаю его.
– Логика железная.
– Все, мне надоело. Я целый день ждала этого момента и не собираюсь больше откладывать на потом. Иди ко мне.
От того, как это прозвучало, он весь встал дыбом, хотя куда уж больше-то, – ан нет, нашлось.