– Все в порядке, все живы, ранены только эти.
Услышав это, бабы разом обступили Рона, стали награждать его поцелуями и благодарить, словно это именно он сохранил их мужей. Анна же, облегченно вздохнув, вновь опустилась на бревно.
– Ну чего раскудахтались? – загремел бас подошедшего Грэга. – Раненых обиходьте.
– Ну вот что ты за человек, – продолжил Маран пилить Рона, уже спустившись на землю. – Не человек, а самая настоящая язва.
– Ну уж каков есть. Ты вот что, староста. Арбалеты прикажи немедля сдать в арсенал, не то, не ровен час, попортите товар, а он на продажу. Опасаться больше нечего.
– Сделаем. А где господин Андрэ и остальные?
– Логово разбойничье пошли выкуривать. Там-то лихих не осталось, да полоняники есть, ну и семейку зачинщиков нужно пред светлы очи маркграфа представить. К вечеру вернутся.
Не замеченный остальными, возле раненых появился падре. Наскоро осмотрев легкораненых и отметив, что с ними вполне можно обождать, склонился над тем, кто был на носилках. К счастью, никто из раненых не был женат, а потому святому отцу никто не мешал, тем паче что в лекарском деле со служителями Господа никакой лекарь сравниться не мог.
– Этого срочно нужно осмотреть.
– Несите его в наш дом, – распорядилась уже взявшая себя в руки Анна.
– Стоит ли? – с сомнением проговорил Маран.
– Стоит. Он был ранен, выполняя приказы моего мужа, и потому не будет лежать в казарме. Несите. – Анна была деловита и спокойна.
Она не обратила внимания, как на нее посмотрели селяне и воины, не заметила она и одобрения, мелькнувшего в глазах Рона, и того, как он удовлетворенно кивнул собственным мыслям. Сама того не понимая, она сейчас выросла в глазах окружающих на две головы, хотя и до этого не была обделена их любовью.
Раненый лежал на столе в зале первого этажа, над которым висел светильник, сейчас в нем горели все свечи: хотя на улице было уже светло, в доме сохранялся сумрак. Сейчас юноша был без сознания, воздух с противным хрипом и каким-то посвистом проникал в его легкие – и со столь же неприятными звуками покидал их.
Быстро подготовившись к предстоящей операции, падре подошел к раненому и сноровисто разложил на придвинутом небольшом столике свои инструменты.
– Дитя мое, я не думаю, что вам стоит смотреть на это.
– Позвольте мне остаться, святой отец.
– Зачем вам это?
– Боюсь, что это первый, но не последний раненый, и если мой муж по долгу отправляет их на смерть, то я считаю своим долгом уметь бороться со смертью.
Сказано это было без пафоса, а с какой-то ярой убежденностью, так что священник решил не противиться ее желанию, тем более что помощник ему не помешал бы.
Операция была довольно сложной, так как рана была нехорошей: пробито легкое. С такими ранениями обычно долго не жили, удар меча – это весьма серьезно, рана получалась весьма обширной. Однако парень обладал поистине завидным здоровьем, и организм пока весьма успешно боролся с ранением, но дольше тянуть было уже нельзя. Падре действовал весьма сноровисто, что говорило о большой практике. Все время операции он был спокоен, деловит и сосредоточен. Анна по мере своих сил и скромных познаний помогала священнику, хотя и было заметно, что тот особо и не нуждался в ее помощи; впрочем, ее помощь была не лишней, так как экономилось время и высвобождались руки.
Анна, бледная как полотно, все же умудрилась сохранить самообладание и ни разу не перепутала и не ошиблась, выполняя указания священника. Она и раньше имела опыт работы с ранениями, но то были больше порезы той или иной степени. С проникающим ранением она имела дело впервые, а потому чувствовала себя неловко, ее мутило от представшей картины, но она сумела взять себя в руки, и, несмотря на дрожь в коленях, руки ее действовали весьма твердо.
Наконец с раненым было покончено, последний шов лег на разрез, знаменуя собой окончание операции.
– Все. Теперь все в руках Господа и силы его тела, – устало проговорил священник. – Нужно, чтобы с ним постоянно кто-нибудь был рядом. Скоро действие макового раствора закончится, и тогда ему будет очень больно, поднимется жар.
– Я буду с ним рядом.
– Анна…
– Нет-нет, падре. Даже не уговаривайте. Только его нужно перенести в другую комнату.
– Я скажу Рону, вот только снимать его со стола нельзя.
Вскоре в дом вошли Рон и еще трое воинов – один из них имел рану на голове, но та была не опасной, так что не помешала ему участвовать в переносе стола с раненым в соседнюю комнату, временно превращенную в лазарет.
Анна, вооружившись вязанием, присела в головах юноши и приготовилась к долгому дежурству.
– Не помешаю, дитя мое?
– Что вы, конечно, нет, святой отец. Но я думала, что вы займетесь остальными ранеными.
– Им я помочь уже не смогу. Да нет, ничего плохого с ними не случится, если только не считать появления в будущем не очень красивых шрамов. Рон, знаешь ли, накладывает швы со всей солдатской непосредственностью.
– Ну мне всегда казалось, что шрамы украшают воина.
– Вот и эти молокососы так считают. Но я-то знаю, что женщины все же не в последнюю очередь смотрят на красоту. Керку-то все равно, у него ранение в руку, а вот Кена угораздило подставиться головой, и теперь у него на лбу будет довольно уродливый шрам.
– Уверяю вас, у него достаточно достоинств, чтобы девушки смотрели не только на его внешность.
– Откуда вам-то знать?
– Я многое о них знаю.
– Откуда?
– Ну у меня ведь есть язык и уши, для чего они нам даны Господом, если не для того, чтобы разговаривать с ближними и слышать, что они говорят нам…
– Дитя мое, ты хочешь сказать, что знаешь все обо всех воинах?
– Не все, но многое. И не только о воинах, но и о жителях села.
– А о своем муже что тебе известно?
– Что вы имеете в виду?
– Ну с ним ты так же общаешься и знаешь его настолько же, насколько его людей?
Ответом было молчание и потупленный взор.
С этим нужно было что-то делать. Он видел перед собой прекрасную пару, более того – она искренне любила мужа, он также уже не был к ней безразличен, но…
– Дитя мое, конечно же ты можешь подумать, что это не мое дело, но уверяю тебя, что забота о мире в семьях своего прихода – это непременная обязанность каждого священника, ибо Господь велит пастырям своим наставлять на путь истинный чад своих.
– Я и не думала об этом.
– Вот и хорошо. С тех пор как ты приехала сюда, ты еще ни разу не была на исповеди.
– Я хотела исповедаться, как только закончится строительство церкви.