Только что его кабинет покинул сияющий, как новенький золотой, брат Горонфло, вернее, уже аббат: ему удалось-таки систематизировать все имеющиеся сведения, и этот труд безошибочно указывал на то, что аббат Адам погряз в ереси.
Тяжко вздохнув, Игнатий подошел к секретеру и, пристроив перед собой писчие принадлежности, начал писать донесение Папе. Теперь оставалось только молиться, так как сомнений относительно крестового похода у него не было никаких. И он мысленно горячо молился, ибо верил, что Господь не может оставить искреннего своего слугу, все действия которого, правые и не совсем, были направлены верой в Господа и на благо паствы его.
Два небольших отряда, не больше двадцати человек каждый, медленно сходились посреди большого луга. Людям маркграфа Йоркского приходилось двигаться вверх по склону, но назвать этот склон крутым, а стало быть, способным сильно повлиять на, скажем, конную атаку, он не мог. Конечно, люди барона были в более выгодных условиях, ну да это крестоносцы пришли к ним, а не наоборот, и именно святое воинство должно было наступать, а потому о выборе позиции им нечего было и думать. Хорошо уже то, что еретики вообще вышли в чистое поле: здесь их дружину можно было накрыть разом, а не выкуривать из их замков, что было бы связано с куда большими потерями. Правда, барон Кроусмарш никогда не был глупцом, а стало быть, поле будущей схватки им было подготовлено к встрече с противником, в этом маркграф не сомневался. Не сомневался он и в том, что дружина его бывшего вассала не выстоит, как, впрочем, и в том, что потери крестоносцев будут просто огромными: уж кто-кто, а он-то знал, что дружина барона способна преподносить сюрпризы.
Всадники, двигающиеся ему навстречу, остановились, и от них отделился только один. Маркграф остановил своих людей и также один направился в сторону одинокого всадника.
– Приветствую вас, сэр Свенсон.
– Вот так вот. Уже не милорд.
– К чему лишние слова? Я перестал быть вашим вассалом с тех пор, как вы со своей дружиной выступили в этот поход. Если бы вы предоставили всем остальным возможность участвовать в этом, а сами остались дома, это могло бы еще означать, что вы стараетесь сдержать свою клятву сюзерена, но вы предпочли выступить в поход, лично возглавив свою дружину, даже не поручив эту честь вашему сыну. Так к чему эти высказывания?
– Ну, выбора-то я был лишен.
– Понимаю. Обстоятельства. Но тут уж ни вы, ни я не властны.
– Мой сюзерен уполномочил меня передать вам требования нашей Святой Матери Церкви. Сложите оружие, допустите на свои земли дознавателей Святой инквизиции и святое воинство, покоритесь судьбе, раскайтесь в грехах и предстаньте перед беспристрастным судом Церкви…
– Все, сэр Свенсон, дальше не продолжайте, – бесцеремонно прервал Андрей бывшего своего сюзерена. – Ни одного из пунктов требований этих святош я не выполню, даже не надейтесь. Я знаю, что вас здесь шесть тысяч, – честно признаться, удивлен, многовато, я думал, что поначалу отправят тысячи три, но, как видно, не учел того, что война между Францией и Англией все еще не закончилась, так что и армия довольно велика, и собрались вы весьма скоро. Папа и впрямь имеет большое влияние, если только одним словом прекратил эту войну.
– Если вы не намерены выполнять требования Церкви, то почему тогда согласились на встречу?
– Все просто. Вы, так же как и я, знаете о том, что грядет большая беда с юга, что даже если она не нагрянет в этом году, то может прийти в следующем. Да-да, я знаю о том, что Джеф регулярно докладывал вам обо мне и обо всем, что происходило вокруг меня. Знал с самого начала, так как предположить, что вы оставите без присмотра человека, к которому у вас было очень много вопросов, было бы верхом глупости. Знаю и о том, что вот уже три года вы не получаете от него сведений, а он всячески избегает встречи с вами и что вы все же сумели поговорить в прошлом году, где вы узнали, что отныне он мой вассал, ну и ваш, разумеется, только не напрямую. Этот идиот, что носит английскую корону…
– Сэр Андрэ!!! – Голос маркграфа звучал как иерихонская труба, ну а как он должен был реагировать, если не так, как отреагировал? Да еще и за меч схватился. Андрей понял, что спорол чушь, а потому поспешил выставить перед собой руки в примирительном жесте и отчетливо проговорил:
– Прошу прощения, сэр Свенсон. Полностью признаю, что говорить подобное не пристало, и искренне сожалею о вырвавшихся словах. – Меч, уже было с шелестом начавший покидать ножны, замер на половине и был вогнан обратно. Андрей мысленно вздохнул с облегчением. Идиот, только что едва не сорвал переговоры. Конечно, надежды на них было мало, но она теплилась. – Итак, мне известно, что войско возглавляет король Англии, так как пользуется полным доверием Папы и по неизвестной мне причине считается прекрасным полководцем. Вот только выступать в схватках на ристалищах и воевать – это несколько разные вещи. Почему, вы думаете, я вышел со своей дружиной, которая едва насчитывает пять сотен, а настоящих воинов не больше трех, в открытое поле, а не перебил вашу армию в изнурительных осадах? Пока вы осаждали бы два пограничных замка, в которых укрылись бы не больше сотни воинов, я исподволь, мелкими наскоками уничтожил бы все ваши силы.
– Ерунда. Пока мы осаждали бы ваши замки, ваши крестьяне взбунтовались бы, и даже, возможно, еще взбунтуются. Что бы там ни говорили, но большинство ваших крестьян – добрые христиане и поддерживать еретика не станут. Чего вы им наплели? Только не говорите, что им известно о том, что против вас и них вышла в крестовый поход Святая Матерь Церковь.
– И не буду. Вы правы. Правда, я не уверен, что они все же взбунтуются: ведь у них был не один год сытой и безбедной жизни. Даже мои кабальные живут не в пример лучше вольных арендаторов во всех человеческих землях. Я вышел, потому что знаю, что разгромлю вашу армию, и при этом мало кто уйдет отсюда живым. Вам известно о том оружии, что есть у меня, вы знаете и о том, что у меня сохранилось то самое оружие, на которое с таким подозрением взирала инквизиция, кроме того у меня за это время появилось еще кое-что. Например, выбить ваших тяжелых рыцарей для меня сейчас не проблема: год назад они могли сыграть решающую роль, сегодня – нет. Потому что ваш король, да-да, уже не мой, поведет армию в лобовую атаку. Даже после того, что я вам сейчас говорю, вы не сумеете убедить его поступить иначе, я это знаю, вы это знаете, – и никто не может чего-либо изменить. Но вот нужно ли мне это? Нет, не нужно. Я не хочу участвовать в уничтожении цвета человеческого воинства, перед тем как на людские земли придет беда. Орков будет много, очень много, и людям понадобится каждый воин. Не говорите об этом королю наедине. Скажите об этом представителям Церкви, не упоминайте им о том, что знали об этом раньше, просто передайте им МОИ слова, выложите это все же на военном совете – это вас обезопасит.
– Я не смогу сообщить об этом на военном совете, но донесу ваши слова до архиепископа Игнатия.
– И подпишете себе смертный приговор. Неужели вы думаете, что я мог вот так просто отгородиться от всего мира и втайне готовить дружину, оружие, собирать под свою руку крестьян и ремесленников без поддержки инквизиции? Нет, в открытую он мне не помогал, но он мне НЕ МЕШАЛ. Вы понимаете меня?