«Гордец» шел медленно, на веслах, со свернутыми парусами. Время от времени барабан, задававший гребцам ритм, замолкал, и стоящий на носу матрос бросал лот. И каждый раз, когда громкий голос сообщал, на сколько узлов лот ушел в глубину, капитаны понимающе кивали. Здешние воды пользовались у моряков скверной репутацией.
– Если все пойдет как надо, у вас будет лоцман, – негромко сказал Шершень – и все взгляды тут же сошлись на нем.
Разбойничий атаман и пять капитанов стояли у столика, вынесенного на палубу, чтобы не тесниться в каюте.
Равар бросил на столешницу свиток-карту и хотел уже раскатать ее, но отвлекся на слова Шершня. Крепкой загорелой рукой откинул назад длинные седые волосы, удивленно хмыкнул:
– Ты это уже говорил. Если все пойдет как надо… И когда же будет ясно, как оно идет и куда, разорви меня демоны?
– А вот прямо сейчас и будет ясно. Видишь – вон там, на скале, сосна, разбитая молнией?
– Вижу, – прицельно сощурился на берег Равар.
– Прикажи спустить шлюпку. В кустах у подножия скалы должны ждать два человека… если трактирщик Аруз их нашел. Я-то не успел вчера их разыскать, надо было нести вам бронзовую рыбку.
– Шлюпку на воду! – скомандовал Равар и обернулся к Шершню: – И что это за люди?
– Кто-нибудь из вас, хозяев моря, слыхал про такие Семейства – Занаджу и Рашшуторш?
– Я слыхал, – отозвался один из капитанов. – Потомственные лоцманы, так?
– Так. Лучшие лоцманы Гурлиана. Четвертую сотню лет проводят корабли по здешним местам. Причем еще подростками дают клятву своим отцам и дедам, что не покажут морского пути ни пирату, ни контрабандисту, ни врагу страны своей. И держат ведь клятву! Держат! – В голосе разбойника невольно мелькнуло восхищение. – Сколько случаев было – и пытали их, и деньги предлагали такие, что за них любой свою семью бы в рабство продал, не то что дорожку меж скал указать…
Тем временем матросы спустили на талях шлюпку.
– У нас в Гурлиане говорят: «Серая Старуха колыбель повернула», – продолжал Шершень, глядя, как матросы по веревочному трапу скатываются в шлюпку. – Мол, проберется Хозяйка Зла в дом, повернет по-своему колыбель с младенцем – и вырастет дитя ни в мать, ни в отца, на горе и позор родне. Вот и в Семействе Рашшуторш уродился такой… по имени Вишух Ячменная Солома. Спутался с контрабандистами, водил их суденышки – хоть в туман, хоть в бурю. Отменный был лоцман…
– Есть! – перебил разбойника веселый голос.
Самый молодой из капитанов, который впервые вел своих людей на опасное дело, разглядывал берег в бронзовую подзорную трубу.
– Там ветви качнулись… вроде человек их развел руками…
– Хорошо, – кивнул Шершень. – Так я про лоцмана. Когда родичи узнали про его… заработки – рассвирепели. Нарушить клятву, которую семья хранит из века в век! Старики его торжественно прокляли и объявили, что Вишух отныне для Семейства Рашшуторш – чужая кровь. А парни помоложе завели его в тихое местечко на побережье, где ори не ори – ни до кого не докричишься. Крепко они его там отделали, чуть насмерть не уходили! Чудом выжил, но теперь может только побираться во имя всех богов. Контрабандисты с ним больше дела иметь не хотят: он порой ни с того ни с сего в обморок брякается. Сам прикинь: течение несет твой корабль на камни, а лоцман на палубе лежит, о будущем костре мечтает…
– Это что же, ты нам такого лоцмана сосватать хочешь? Нам придется идти под обстрелом катапульт, а ты…
– Не нравится лоцман, которого я тебе в бунтующем городе на скорую руку нашел? – обиделся Шершень. – Ну так встань на якорь возле гавани, ближе к маяку. Там маленькая деревушка, называется – Лоцманская Слободка. Сойди на берег, уважь стариков из семейств Занаджу и Рашшуторш. Посиди с ними за столом, выпей вина, расскажи, зачем сюда пришел…
– Вот они! – перебил эту ехидную болтовню голос молодого капитана, который все еще осматривал берег в подзорную трубу. – В шлюпку садятся. Их двое!
– Второй-то кто? – поинтересовался Равар.
– Сейчас – никто, – пожал плечами Шершень. – А еще недавно был сводником.
– Кем-кем?
– Сводником. Этакий мелкий хищник, работал на зверушку покрупнее. Искал для девок покупателей на их товар. Но его сгубила жадность. Пока девки развлекали гостей, он их обкрадывал… ну, гостей, ясное дело, не девок. Его на этом поймали… короче, ему деньги нужны, чтобы рассчитаться за свою дурость и уехать из города.
– Нет, вы слышали? – громогласно возмутился капитан Равар. – Он мне будет объяснять, что такое сводник!.. Я хочу знать, за каким дохлым скатом этого прохвоста везут на борт «Гордеца»!
– Ну, ты же вроде интересовался сторожевыми башнями? – поинтересовался Шершень невинным голосом. – Северной и Южной, а?
Раздражение на лице капитана сменилось хищной, ястребиной заинтересованностью. Равар раскатал по столу свиток-карту, кинжалом приколол к столешнице край, чтоб свиток не сворачивался, а второй край упругого пергамента прижал своей загорелой твердой ладонью.
Вот они, два квадратика у входа в продолговатую, глубоко вдающуюся в сушу Портовую бухту. А между квадратиками – тонкая линия: цепь. Массивная, скрытая под водой цепь, которую не сумеет миновать непрошеное судно. А пока корабль будет штурмовать цепь, две башни из баллист размолотят незваного гостя в кашу. Им не привыкать лупить по пристрелянным точкам…
– Говори! – выдохнул капитан. Голос его охрип от внезапной надежды.
– В каждой башне торчит десятка по два охреневших от безделья стражников. Настоящая работа только у часовых наверху, да и тем надоедает на город таращиться. В «радугу» играют до одури – а что им еще делать? Вот Рябой им девок и водил. В Северную башню. Они его знают, они его впустят…
Шершень не договорил – с такой тяжкой благодарностью хлопнула его по плечу рука ликующего капитана.
– Ах, молодчина! – рявкнул Равар. – Какой же ты молодчина! Я-то собирался гнать своих парней по суше, без поддержки с кораблей! Но если удастся захватить хоть одну башню…
– Одной хватит, чтобы опустить цепь, – кивнул толстый, румяный капитан «Танцора».
В этот миг шлюпка ткнулась в борт «Гордеца», матросы сбросили прибывшим трап.
Первым по узкой веревочной лестнице поднялся калека в темной ветхой одежде. Он карабкался так медленно, что, едва его лохматая башка показалась над бортом, как боцман не выдержал и, перегнувшись за борт, втащил беднягу на палубу.
Капитаны разглядывали аргосмирца, словно диковинное животное. Он и впрямь не походил на человека – скрюченное, изломанное, немыслимо перекошенное существо, казавшееся почти вдвое ниже моряков, обступивших его кругом. Левая рука была прижата к груди и нелепо вывернута ладонью вперед – она двигалась, но с трудом. Левое плечо было гораздо ниже правого, шея скособочена, так что Вишух мог смотреть на людей лишь снизу вверх. И на этой устремленной вверх физиономии навек застыла мерзкая гримаса. Некогда чей-то кулак или сапог скособочил парню нос и разбил губы. Теперь они всегда были растянуты в ухмылке, отвратительно подобострастной – даже если Вишух не хотел выказывать подобострастие. Как сейчас, например.