С ними поравнялся Гаркнесс.
- Со мной это не пройдет, - сообщил он. - Как только я получу деньги, я куплю целый парк машин. Никогда не буду ходить пешком.
- Вы не поняли, - Гэррети эта тема почему-то взволновала.
- Картофельный суп или черепаховый, особняк или хижина, - все равно потом тебя положат в ящик, как Зака или Эвинга, и все. Нужно просто принимать все, как есть, вот что я хочу сказать.
- Какое красноречие! - иронически сказал Макфрис.
- А ты? - повернулся к нему Гэррети. - Что ты планируешь?
- Сейчас лично я планирую почесать яйца.
- Так вот, - продолжил Гэррети мрачно. - Вся разница в том, что мы можем умереть прямо сейчас.
Наступило молчание. Гаркнесс опять принялся протирать очки. Олсон еще больше побледнел. Гэррети начал жалеть, что сказал это.
Тут кто-то сзади позвал:
- Слушайте! Эй!
Гэррети оглянулся, уверенный, что это Стеббинс, хотя он никогда не слышал его голоса. Но Стеббинс шел, все так же смотря вниз.
- Что-то я отключился, - сказал Гэррети, зная, что отключился на самом деле не он, а Зак. - Хотите печенья?
Он раздал печенье, и наступили пять часов. Солнце повисло над горизонтом. Земля будто перестала вращаться. Те трое или четверо, кто еще шел впереди, замедлили шаг и смешались с остальными.
Гэррети чуть не споткнулся о брошенный пояс. С удивлением он поднял глаза. Олсон держался за талию.
- Я... Уронил. Хотел съесть что-нибудь и уронил, - он засмеялся, чтобы показать, как это глупо, но резко оборвал смех. - Я голоден.
Никто ему не ответил. Все уже ушли вперед, и подобрать пояс было некому. Он лежал на белой линии, как свернувшаяся змея.
- Я голоден, - повторил Олсон.
"Майор сказал, что любит остряков", - сказал Олсон когда-то. Теперь он уже не выглядел остряком. Гэррети осмотрел свой пояс. У него осталось три тюбика концентратов, крекеры и сыр - довольно плохой.
- Держи, - он протянул сыр Олсону. Олсон взял его, ничего не сказав. Мушкетер, - сказал Макфрис с той же кривой улыбкой.
К половине шестого стало темнеть. В воздухе закружились первые светляки. В низинах клубился молочно-белый туман. Кто-то впереди спросил, что будет, если туман заволокет дорогу.
Ответил голос Барковича:
- А ты как думаешь, балда?
"Четыре выбыли, - думал Гэррети. - Восемь с половиной часов в пути, и выбыли только четверо. Но всех я все равно не переживу. Хотя почему бы и нет? Ведь кто-то..."
Разговор замолк, и воцарилась тяжелая тишина. Их окружала темнота, в которой таинственно плавали островки тумана. Гэррети вдруг до смерти захотелось прижаться к матери, или к Джен, или к любой другой женщине, и он удивился, зачем он здесь и что он здесь делает. Впрочем, он был не один рядом блуждали в темноте еще девяносто пять таких же болванов. В горле у него опять застрял слизистый шар, мешая глотать.
Впереди кто-то тихо всхлипывал, потом все опять затихло.
До Карибу оставалось десять миль. Эта мысль немного успокаивала. Он жив, и незачем думать о том, чего пока еще нет.
Без четверти шесть донесся слух об одном из предыдущих лидеров по имени Трэвин. Теперь он медленно, но верно отставал, и кто-то сказал, что у него диаррея. Гэррети не мог в это поверить, но, увидев Трэвина своими глазами, понял, что это правда. Бедный парень все время подтягивал штаны и каждый раз получал предупреждения. Гэррети удивился, почему он вообще не снимет штаны. Лучше идти с голым задом, чем валяться мертвым.
Трэвин согнулся, как Стеббинс с его сэндвичем, и каждый раз, когда он вздрагивал, становилось ясно, что у него снова схватило желудок. Гэррети сам почувствовал тошноту. В этом не было ??икакой тайны, никакого ужаса - просто парень, которого прохватывал понос. Ужасными были тол??ко последствия.
Солдаты внимательно следили за Трэвином. Они ждали. Наконец бедняга присел, не смог встать, и они пристрелили его со спущенными штанами. Он перекатился на спину, устремив оскалившееся лицо к небу. Кого-то стошнило, и ему влепили предупреждение.
- Вот и следующий, - сказал Гаркнесс.
- Заткнись! - прошептал Гэррети. - Просто заткнись.
Все молчали. Гаркнесс с пристыженным видом снова стал протирать очки.
Того, кого тошнило, не застрелили.
Они миновали компанию веселящихся тинэйджеров, попивающих коку.
Юнцы узнали Гэррети и наградили его овацией. У одной из девушек были потрясающие груди, и ее приятель жадно смотрел, как они трясутся, когда она прыгала.
Гэррети решил, что из него вырастет настоящий маньяк.
- Глянь, какие у них сиськи! - сказал Пирсон. - Ух ты!
Гэррети подумал о том, девушка ли она.
Потом они прошли мимо большого круглого пруда, затянутого туманом. Среди тумана виднелись таинственные заросли водных растений, в которых хрипло квакала лягушка. Гэррети подумал, что этот пруд - одна из самых красивых вещей, какие он когда-либо видел.
- Какой большой штат, - заметил Баркович откуда-то спереди.
- Как он меня достал, - ни к кому не обращаясь, сказал Макфрис. - Так хочется его пережить!
Олсон шептал молитву. Гэррети с тревогой посмотрел на него.
- Сколько у него предупреждений? - спросил Пирсон.
- Ни одного.
- Но вид у него не очень-то добрый.
- Как у нас у всех, - сказал Макфрис. Опять тишина. Гэррети впервые принял, что у него заболели ноги. Не только бедра и колени, но и ступни наступая на них, он чувствовал боль. Он застегнул куртку и поднял воротник.
- Эй, глядите! - крикнул Макфрис.
Они все посмотрели налево. Так раскинулось маленькое сельское кладбище, обнесенное каменной оградой. Ангел со сломанным крылом смотрел на них пустыми глазами.
- Наше первое кладбище, - весело сказал Макфрис. - На твоей стороне, Рэй. Ты теряешь все накопления. Помнишь эту игру?
- Слишком много болтаешь, - неожиданно сказал Олсон.
- А что такого, старина? Дивное место, последний приют, как сказал поэт. Уютная гробница...