Гэррети взорвался смехом - здоровым, без всякой истерики. Ему и правда было легче. Как бы там ни повернулись дела, через это пройти ему больше не придется.
- Ну вот, у тебя получилось, - сказал Бейкер, сбавляя шаг. - Да что это вас так удивляет? - Гэррети не мог сдержать изумления. - А то, что это не так уж просто перед мордами у этих обезьян, - без улыбки сказал Бейкер. - Знаешь, я тут слышал кое-что. Правда, не очень-то поверил.
- Что?
- Помнишь Джо и Майка? Ребят в кожаных куртках? Так вот, они эти индейцы. Скрамм пытался об этом сказать, но никто его не понял. Говорят, что они братья.
- Не может быть! - воскликнул Гэррети.
- Я сходил вперед и посмотрел на них. И черт меня побери, если они не выглядят, как братья!
- Это запрещено, - сердито сказал Макфрис. - Их родные, должно быть, обили все пороги в Эскадроне.
- Ты знал когда-нибудь индейцев? - спросил Бейкер.
- Только деревянных, а что?
- У нас возле города была резервация семинолов. Это странные люди. Они не думают, как мы, об "ответственности" и всяких таких вещах. Они очень гордые. И бедные. С хопи я не знаком, но, думаю, они похожи на семинолов. И они знают, что такое смерть.
- Теперь мы все это знаем, - заметил Макфрис.
- Они из Нью-Мексико, - сказал Бейкер.
- Ну и черт с ними, - подвел итог Макфрис, и Гэррети был склонен согласиться с ним.
Разговоры скоро замерли из-за поразительного однообразия пути. На шоссе уже не было резких подъемов и крутых спусков, и идущие дремали на ходу, забывая хоть на время о том страшном, что ждало их впереди. Маленькие группки разбивались на острова по одному, два, три человека.
Толпа не знала усталости. Она кричала что-то единым хриплым криком и махала нечитаемыми плакатами. Имя Гэррети повторялось постоянно, изредка всплывали имена Барковича, Пирсона, Уаймэна. Прочие упоминались редко и моментально уходили, как хлопья снега, проносящиеся перед телеэкраном. Ракеты взлетали и рассыпались искрами. Их свет выхватывал из толпы причудливые фрагменты. Женщина прижимала к объемистой груди клетку с большой нахохлившейся вороной. Ученики колледжа выстроили живую пирамиду.
Беззубый, с впалыми щеками старик в костюме дяди Сэма потрясал плакатом:
"Отберем Панамский канал у красных ниггеров!" Но в целом толпа была такой же скучной и однообразной, как дорога.
Гэррети опять задремал, и во сне низкий голос спрашивал его снова и снова: "Ты понял? Ты понял? Ты понял?" Он не знал, чей это голос - Стеббинса или Майора.
"Шел я по дороге, на дороге грязь. Снял с ноги ботинок, а в ботинке кровь. Кому водить?"
Детская считалка
Как-то они дошли до девяти утра.
Рэй Гэррети запрокинул голову и полил себе на лицо водой из фляжки.
Холодная вода немного отогнала сон.
Он вновь оглядел своих спутников. Макфрис уже порядочно оброс щетиной, черной, как его волосы. Колли Паркер осунулся, но выглядел еще крепким.
Бейкер казался призраком. Скрамм кашлял глубоким, громыхающим кашлем, знакомым Гэррети с детства - в пять лет он болел пневмонией.
Ночь прошла в сонном мельтешений дорожных знаков. Бангор.
Хэмпден.
Уинтерпорт. Солдаты убили только двоих.
Теперь день разгорался снова. Идущие шутили насчет своих бород... Но ни в коем случае насчет ног. Гэррети натер на правой ноге несколько маленьких мозолей, но толстый носок смягчал боль. Они только что миновали знак: "Огаста 48 Портленд 777".
- Это дальше, чем ты говорил, - сообщил Пирсон. Его волосы безжизненно свисали на измученное лицо.
- Я не дорожная карта, - сказал Гэррети.
- Но... Ты же отсюда.
- Плевать.
- Да, - в усталом голосе Пирсона сквозило смирение. - Господи, я никогда больше не сделаю этого.
- У тебя и не будет такой возможности.
- Точно, - голос Пирсона упал. - Я придумал кое-что. Когда я почувствую, что не могу больше, я выбегу прямо в толпу. Тогда они не посмеют стрелять.
- Они выпихнут тебя обратно, - сказал Гэррети. - Чтобы посмотреть, как тебя кончают. Вспомни Перси.
- Перси ни о чем не думал. Просто пытался убежать в лес. Рэй, ты не устал?
- Конечно, нет, - Гэррети гордо хлопнул себя по груди. - Я так, прогуливаюсь перед завтраком.
- А я плох, - пожаловался Пирсон, облизнув губы. - Даже думать тяжело.
А в ноги будто всадили по гарпуну, так...
- Скрамм умирает, - сообщил подошедший Макфрис.
- Что? - в унисон спросили Гэррети и Пирсон.
- У него пневмония.
Гэррети кивнул:
- Я этого и боялся.
- За пять футов слышно, как хрипят его легкие. Будто через них пропускают Гольфстрим. Если сегодня будет так же жарко, он просто сгорит. - Бедняга, сказал Пирсон, но в его голосе ясно слышалось облегчение.
- Он ведь женат. Что его жена будет делать?
- А что она может сделать? - спросил Гэррети. Они шли совсем рядом с толпой, уже не замечая рук, тянущихся к ним, чтобы потрогать. Маленький мальчик хныкал, что хочет домой.
- Обращаюсь ко всем, - сказал Макфрис. - Думаю, тот, кто выиграет, должен будет что-то сделать для нее.
- А что?
- Сам решит. А если этот урод забудет, мы все будем являться к нему и душить по ночам.
- Ладно, - сказал Пирсон. - Чего уж.
- Рэй?
- Конечно. А с Барковичем ты говорил?
- Этот хер родную мать из воды не вытащит, если она будет тонуть?
- Все равно я поговорю с ним, - сказал Гэррети.
- Может, еще со Стеббинсом поговоришь? Ты ведь единственный, кому это удавалось.
- Я могу сказать, что он ответит.
- Что?