Они не успели далеко отьехать, как услышали стук копыт.
Следом за ними по дороге скакал фунем Лаксфальк, тоже без доспехов.
— Благородные рыцари, — проговорил он, — я знаю, что вы находитесь в рыцарском поиске.
Он улыбнулся.
— Не будет ли слишком бестактным с моей стороны попросить разрешения присоединиться к вам? Я бы счел это большой честью. Я также считаю, что только помогая вам, могу искупить свое поражение.
Кикаха посмотрел на Вольфа и сказал:
— Решать тебе. Но мне нравится его стиль.
— Обяжитесь ли вы помогать нам в чем бы то ни было? Конечно, пока это не роняет чести. Мы можем в любое время освободить вас от клятвы, но вы должны поклясться всем, что для вас свято, что никогда не станете помогать нашим врагам.
— Клянусь кровью Бога и бородой Моисея.
Той ночью, пока они разбивали лагерь в чаще вдоль ручья, Кикаха заметил:
— Есть одна проблема, которая может осложнить присоединение к нам фунем Лаксфалька. Мы должны убрать краску с твоей кожи и сбрить бороду, иначе, если мы наткнемся на Абиру, он сможет опознать тебя.
— Одна ложь всегда приводит к другой, — спокойно рассудил Вольф. — Ну, скажи ему, что я — младший сын барона, который прогнал меня из-за того, что меня оклеветал мой ревнивый брат. Я с тех пор путешествовал, переодевшись сарацином. Но я намерен вернуться в замок отца — он уже мертв — и вызвать своего брата на поединок.
— Замечательно! Ты — второй Кикаха! Но что будет, когда он узнает про Хрисенду и рог?
— Мы что-нибудь придумаем. Может быть правду. Он всегда может отсту— пить, когда узнает, что лягает самого Господа.
На следующее утро они ехали, пока не добрались до деревни Этцель— брандт.
Здесь Кикаха приобрел какие-то химикалии у местного белого мага и сделал приготовления к удалению краски. Едва выехав из деревни, они остановились у ручья. Фунем Лаксфальк с интересом, а затем с изумле— нием, а потом с подозрением наблюдал как сошла борода, а вслед за ней и краска.
— Божьи глаза! Вы были хамшемом, а теперь можете сойти за идше!
Тут Кикаха пустился в трехчасовое, со множеством подробностей повествование, в котором Вольф был внебрачным сыном идишской незамужней дамы и тевтонского рыцаря в поиске. Рыцарь, Роберт фон Вольфрам, остановился в идишском замке после того, как покрыл себя славой во время турнира. Он и девушка полюбили друг друга, даже чересчур.
Когда рыцарь уехал, дав обет вернуться по завершении своего поиска, он оставил Ривке беременной. Но фон Вольфрам погиб; и девушка вынуждена была родить юного Роберта в бесчестии. Отец выгнал девушку из дому и отправил в маленькую хамшемскую деревушку жить там до конца дней. Девушка умерла, рожая Роберта, но старый верный слуга открыл ему тайну его рождения. Юнный бастард поклялся, что став мужчиной отправится в замок родичей своего отца и предъявит права на свое законное наследство. Отец Ривке теперь умер, но замком завладел его брат, злой старик. Роберт намеревался вырвать у него баронетство, если он не отдаст его добром.
Под конец повести на глаза Лаксфалька навернулись слезы.
— Я отправляюсь с тобой, Роберт, и помогу тебе в борьбе против твоего злого дяди. Таким образом я смогу искупить свое поражение, — заявил он.
Позже Вольф упрекнул Кикаху за сочинение такой фантастической повести, настолько детальной, что он мог легко наделать ляпов. Более того, ему не нравилось обманывать такого человека, как идишский рыцарь.
— Чепуха! Ему нельзя было рассказывать всей правды, а легче выдумать полную ложь, чем полуправду! Кроме того, посмотри, как сильно он насладился тем, что малость прослезился. И я же Кикаха, обманщик, создатель фантазий и реальностей, человек которого не могут удержать границы. Я шныряю от одной к другой, Финнеган здесь, Финнеган там. Я кажусь погибшим, и все же я снова всплываю живой, ухмыляющийся и брыкаю— щийся! Я быстрее людей, которые сильнее меня, и сильнее тех, кто быстрее. У меня мало объектов верности, но уж они нерушимы. Я любимец женщин, куда бы ни направлялся, и много слез проливается, когда я ускользаю в ночи, словно рыжий призрак. Но слезы могут удержать меня не больше, чем цепи. Я исчезаю прочь, и немногие знают, где я появлюсь, или каким будет мое имя. Я — свод Господа. Он не может спать по ночам оттого, что я ускальзаю от его Очей, воронов, и его охотников гворлов.
Кикаха остановился и принялся буйно хохотать. Вольф невольно усмех— нулся в ответ. Манера Кикахи явно давала понять, что он смеялся над собой.
Однако, он наполовину верил в сказанное. Да почему бы и нет? То что он сказал, не было настоящим преувеличением.
Эта мысль открыла дорогу цепочке рассуждений, вызвавшей у Вольфа нахмуренность. Не могло ли быть так, что Кикаха являлся самим замаскиро— ванным Господом? Он мог развлекаться, бегая зайцем и с гончими. Какая может быть лучшая забава для Господа, человека вынужденного искать двлеко и глубоко что-то новое, чем разогнать скуку? В нем было много необъяснимых вещей.
Ища на лице Кикахи какой-то ключ к тайне, Вольф почувствовал, что его сомнения испаряются. Наверняка это веселое лицо не было маской игравшего жизнями отвратительного холодного существа. И потом, у Кикахи был бесспорно хужеровский акцент и идиомы.
Мог ли Господь овладеть ими? Ну, а почему бы и нет? Кикаха явно столь же хорошо владел другими языками и диалектами.
Такие вот мысли приходили на ум Вольфу в тот долгий полдень, пока они ехали. Но обед, выпивка и доброе товарищество рассеяли их, так что, укладываясь спать, он забыл свои сомнения. Трое спутников остановились в таверне в деревне Гназельшист и с аппетитом поужинали. Вольф и Кикаха умяли вдвоем зажаренного поросенка.
Фунем Лаксфальк, хотя и брился и придерживался других либеральных взглядов относительно своей религии, отказался от запретной свиньи. Он поужинал телятиной, хотя и знал, что забили теленка не а ля кошер. Все трое осушили много кружек превосходного местного темного пива, а во время разговора за пивом Вольф рассказал фунем Лаксфальку несколько отредактированную историю их розысков Хрисенды — и в самом деле, благо— родный поиск, согласились они, а затем все шатаясь отправились спать.
Утром они двинулись короткой дорогой через холмы, сокращавшей им путь на три дня, если они проберутся. По этой дороге путешествовали редко, и по веской причине, ибо в этом районе кишмя кишели разбойники и драконы.
Они избрали хорошую скорость, не видели никаких лесных людей и только одного дракона. Чешуйчатое чудовище вылезло из канавы в пяти— десяти ярдах впереди них. Оно фыркнуло и исчезло в лесу на другой стороне дороги, ничуть не меньше их желая избежать драки.
Спускаясь с холмов на столбовую дорогу, Вольф заметил:
— За нами следует ворон.
— Да, я это знаю, но не перегревайся. Они кружат повсюду над этой местностью. Я сомневаюсь, что они знают, кто мы такие. Я искренне надеюсь, что они не знают.