– Я люблю тебя, – выдохнул он в трубку.
* * *
Ветви деревьев плавно качались, так и норовя задеть его по чувствительному носу. Он мотал головой – не рассерженно, а зная, что все это – часть игры. Или часть ритуала. Ноздри щекотал целый каскад запахов: молодые листья, нежные лесные цветы, земля, разогретая летним солнцем… И в этот шлейф вплетался еще один запах – запах жертвы: соленый аромат крови, сладковатый привкус пота и страха.
Жертва ждала его там, на полянке. Он ощущал это и шел к ней неторопливо, по-хозяйски. Он и был хозяином, властелином этих владений.
Вот и поляна. Он на минуту остановился на самой границе, наслаждаясь этим мгновением всеобъемлющей власти, а потом шагнул в очерченный солнцем круг.
Жертва была привязана к алтарю – молоденький ягненок. Совсем еще несмышленыш, он все же почувствовал запах неумолимой смерти и теперь жалобно мычал, отчаявшись вырваться из крепких пут.
«Прими эту жертву, Хозяин! – наперебой зашептали деревья, клоня под набежавшим ветром свои гордые кроны. – И будь к нам милосерден».
«Прими эту жертву, Хозяин! – зазвенел прозрачный ручеек, отражающий кристально чистое небо. – И да не оскудеют дары твои!»
«Прими эту жертву, Хозяин! – опасливо зашебуршились в кустах мелкие твари лесные. – И храни нас».
Солнце золотило нежную шкурку ягненка, рассыпаясь по ней тысячью драгоценных искр. Это было красивее, чем сверкание рубинов и блеск золота. Это было прекраснее всего на свете.
И он, хозяин и владетель, приблизился к алтарю. Жертва дернулась, уже понимая всю тщетность своих усилий, и покорно затихла.
Ему не было жаль ягненка. Таков был порядок. Правильное положение вещей в этом мире – а кому, если не ему, блюсти равновесие?
Все торжественно затихло, и даже ветер угомонился, не решаясь прикоснуться к молодой траве, кое-где оттененной желтыми пятнышками взъерошенных после долгого сна одуванчиков.
«Я принимаю эту жертву. Да будет так отныне и во веки веков», – сказал он, погружая зубы в податливо подставленную тонкую шейку.
В рот сразу хлынула горячая пряная кровь.
Северин проснулся, чувствуя на губах солоноватый вкус крови. Кровь… опять кровь! Уже который раз за короткое время.
– Северин? У тебя все в порядке? – окликнул со своей кровати Глеб, разбуженный его возней.
Он что-то невразумительно рыкнул, словно разом позабыв человеческую речь.
Послышалось шуршание, и в комнате вспыхнул раздражающе-резкий искусственный свет.
– Да у тебя губы в крови! – Глеб приблизился и смотрел на друга с явной тревогой.
Северин медленно отер рот рукой.
– У тебя рана. Ты прокусил губу. Сильно…
– Все нормально, – пробормотал Северин, чувствуя, что ему стало немного легче. Конечно, это его собственная кровь. Он просто слишком сильно сжал во сне зубы… Ничего необычного и уж точно ничего страшного. Все абсолютно нормально.
– Давай перекисью обработаю.
– Нет, не стоит, – он отвернулся к стене.
– Северин… – Глеб сел на его кровать, видимо рассчитывая на полноценную беседу. – Я знаю, предательство всегда тяжело. Но предать может только по-настоящему близкий человек. Та девушка была случайным человеком. Она ушла – и хорошо, что ушла. Хорошо, что сейчас, а не позже, когда ты привязался бы к ней сильнее… Это правильно, когда случайные люди уходят. Понимаешь?
Северин не ответил. Он не стал спрашивать друга, как тот догадался о том, что произошло. Видимо, это было не сложно. Он не стал спорить, по привычке признавая, что Глеб умнее… Но болеть не переставало. С тех самых пор, когда в ушах с отчаянной ясностью прозвучало «если бы ты был ей нужен…» Если бы он был ей нужен, все сложилось бы по-другому. Но история, как известно, не знает сослагательного наклонения.
– Вот что, – Глеб встал и принялся ходить по комнате. – Мы никуда не едем. Вернее, мы возвращаемся в школу.
Эти слова, словно ножом, разрезали, казалось бы, непроницаемую пелену боли.
Северин приподнял голову, затем поднялся на локте, все еще не оборачиваясь к Глебу.
– А задание? – глухо спросил он.
– Евгений Михайлович поймет, – в голосе друга теперь звучала уверенность. Он уже решил, как будет лучше, и наверняка выстраивал сейчас новый план.
– Нет.
– Почему же «нет»? Душевная рана ничуть не хуже телесной. Да что там, она гораздо опаснее. Тебя ранили, и ты нуждаешься в лечении. Это нормально.
– Нет, – повторил Северин, поворачиваясь к другу. Его лицо было уже спокойным и решительным, и только прокушенная губа еще слабо кровоточила. – Ты абсолютно прав. Я не буду смешивать развлечения и долг. Ну развлеклись, попрыгали через костер, – он говорил сухо и зло, выплевывая слова, словно сгустки боли – быстрее, быстрее. – Это все ерунда. Дело – это другое. Нас ждут люди. И Евгений Михайлович надеется на нас. Я не подведу. Выезжаем завтра. Как запланировали.
– Северин, – Глеб присел на корточки, вглядываясь в лицо друга. – Ты уверен?
– Конечно. Я благодарен ей за вчерашнюю ночь. И забудем.
Глеб покачал головой, очевидно, не вполне поверив словам друга, но спорить не стал.
– Мальчишки, что у вас там? Почему спать мешаете? – послышался из-за тонкой стенки Динкин голос.
– Дина! – одернула ее Александра. Судя по бодрому голосу, она давно уже не спала.
– Все в порядке, – повторил Северин, уже ненавидя эти дурацкие бессмысленные слова. – Все в порядке. Спите, нам завтра рано выезжать.
Глеб смотрел на него испытующе и недоверчиво, и Северин криво, одним уголком рта улыбнулся и кивнул головой. Он надеялся, что друг не станет настаивать и лезть в душу. Он не нуждался сейчас ни в словах утешения, ни во врачах, ни в исповедниках. Ему требовалось одно – время.
– Там, куда мы едем, леса, – пояснил он Глебу, – там будет лучше.
И Глеб кивнул в ответ, он понял. Щелчок – и свет погас. На комнату опустилась благословенная темнота.
Бородатый Семен Николаевич поджидал их на перроне.
– Ну что, молодежь, готовы трудиться? – спросил он, щурясь на солнце.
Солнце сегодня и впрямь было яркое. Отражаясь от оконных стекол, оно бросало на выщербленный растрескавшийся асфальт миллионы бликов.
– Всегда готовы! – отозвался Глеб, протягивая для пожатия руку.
Александра хмыкнула, а Динка, похоже, даже не оценила шутку – слишком далек от нее был старый пионерский отзыв.
Северин тоже не ответил. Все это время он чувствовал, будто землю под ногами вдруг заменили на стекло, и ходить приходится осторожно, постоянно опасаясь: а не провалишься ли. Едва они сели в поезд, он залез на верхнюю полку и так и пролежал всю дорогу. К счастью, друзья не надоедали. Неугомонная Динка со всей своей подростковой непосредственностью кинулась было его тормошить, но бдительная Александра тут же утихомирила подругу.