На глазах Элодии выступили слезы. Она сделает это для Балдуина, а не для Кабецана. Поднялась и вышла из маленькой хижины, прилепившейся у стены в стороне от главного здания рефугиума. Ей понадобится помощь сестры Анаис, садовницы. Сама Элодия в ядах не разбиралась.

На садовых дорожках стояли лужи. Утром прошел сильный дождь. Он принес с собой первое ощущение зимы. Было промозгло и сыро. Небо низко нависало над горами. Обширные сады, заложенные сестрами, были еще молоды. У недавно посаженных деревьев стволы были не толще руки. Когда они вырастут, рефугиум станет чудесным местом.

Бывшая цветочница прошла мимо молодой послушницы, обрезавшей розовый куст. Девушке было самое большее семнадцать. Она была красива. Элодия меланхолично улыбнулась. Сюда судьба забрасывала только красивых девушек.

Они называли организацию орденом, а себя — сестрами.

Но Церковь ничего не знала о рефугиуме на Моне Габино.

А если бы знала, то наверняка не благословила бы орден. Хотя происходившие здесь чудовищные вещи казались не столь страшными, так как в рефутиуме царил строгий порядок. Все девушки и наставники обращались друг к другу вежливо.

Элодия замерла перед узким красным деревянным мостиком, переброшенным через черную лужу. Темная вода была неподвижна. Девушка тяжело вздохнула. Это было единственное место в рефугиуме, приводившее ее в ужас. В этом пруду в запечатанных глиняных горшках топили тела нерожденных детей. Не проходило и года, чтобы не беременела одна из послушниц. Образование девушек редко предполагало изучение книг. На досуге за высокими стенами рефугиума девушки упражнялись в тоги же искусстве, которое требовалось от них при исполнении заданий короля, поэтому без беременностей не обходилось. Однако в Моне Габино не было места для детей.

Некоторые сестры скрывали свое положение, но все равно правда всплывала. Настоятельница сама забирала детей. Но утопить тяжелый кувшин в черном пруду мать должна была самостоятельно.

Элодия собралась с духом и быстро перешла мост. Вверх взлетели брызги. Карп выпрыгнул за мухой. Здесь они росли большими и жирными. Никто не ел рыбу из этого пруда.

Элодия обнаружила сестру Анаис у кустов олеандра. Сестра размахивала кадилом между растениями и негромко напевала себе под нос. Девушка некоторое время наблюдала за садовницей, пока та наконец заметила ее.

— Элодия! Как хорошо, что ты оставила свою хижину и решила прогуляться. Иди сюда, вдохни дым. Сандаловое дерево не только оживляет растения, но и открывает человеческую душу. Хочешь немного помочь мне с работой в саду?

— Если честно, сестра, я пришла просить тебя помочь мне.

Нужен совет относительно яда. Действие в течение двух-трех дней. Без боли. Жертва не должна заподозрить, что ее отравили, и по трупу не должно быть видно, что бедняга умер неестественной смертью.

Анаис поставила кадило и принялась массировать переносицу большим и указательным пальцами. Была у нее такая привычка, предмет частых насмешек. Внезапно лицо сестры омрачилось. Когда она подняла взгляд, губы ее сжались в узкую полоску.

— Ты требуешь слишком многого.

Элодия еще никогда не видела сестру Анаис в таком состоянии.

— Такого яда нет?

— Почему же? Есть. Но нет у меня в запасах. Под описание подходит корень лоабо. Его нужно извлечь из земли в полнолуние с помощью черного шелкового шарфа, иначе он потеряет свою силу. Это очень необычный яд. Он поражает сосуды мозга. Разъедает их, пока кровь не проникнет в серое вещество.

— И это наверняка смертельно?

— Да. Действует медленно. У некоторых начинает болеть голова. Но чаще всего у жертв наблюдается просто головокружение. Они говорят неясно, забывают отдельные слова. Яд смертелен! В первые два дня после того, как жертва приняла его, она ничего не чувствует. К сожалению, в моем саду есть только один лоабо, — подавленно сказала Анаис.

— И? Его можно выкопать?

— Да, конечно. В полнолуние. А потом мы должны будем извлечь из него яд. Потребуется время. Я надеялась получить от лоабо отводок. — Садовница вздохнула. — Идем к настоятельнице. Боюсь, что черного шелкового шарфа у нас в рефугиуме тоже нет. И если уж я должна принести в жертву свой единственный корень лоабо, то хочу, чтобы все было по правилам!

Свободная воля

Эмерелль крепко прижала руки к груди девочки. Снова. И снова. Сердце шевельнулось. Эльфийка почувствовала робкие, слабые удары. Закрыв глаза, попыталась стать единым целым с телом малышки. Настроилась на прерывающееся, неровное сердцебиение, снизила жар, очистила кровь. Дала телу новые силы, чтобы оно могло подавить повторное возникновение болезни. Наконец излечила разрушенную ткань лопнувших гнойников, заставила раны исчезнуть, не оставив на коже и следа.

Когда Эмерелль открыла глаза, Кадлин схватила ее за руку.

— Ты можешь помочь?

— Она будет жить. А теперь нужно позаботиться о тебе. — Она посмотрела на безносого воина. — И о тебе тоже. В вас обоих уже живет болезнь.

Она занялась обоими. У старика ослабила боль, которую давала разбушевавшаяся подагра. У обоих было много укусов насекомых.

— Вам нужно почистить одежду в кипящей воде. Если мех или что-то подобное — придется сжечь. Чуму переносят блохи.

— Болезнь в одежде? — Кадлин странно посмотрела на Эмерелль.

— В одежде блохи. Кроме того, одежда, соприкасавшаяся с гноем, вытекающим из чумных бубонов, тоже опасна.

— Пару дней назад пришел ярл с полным сундуком платьев.

Свана взяла одно из них. Я тоже…

— Я взял себе штаны, — произнес старик.

— Это не должно иметь никакого отношения к вспышке болезни, — сказала Эмерелль. — Давайте уйдем из этой комнаты. — Ей хотелось свежего воздуха. Даже стоять под дождем было приятнее, чем находиться в душной комнатушке.

Кадлин осторожно взяла на руки дочь. Поцеловала спящую девочку в лоб. По щекам королевы катились слезы.

Старик отвел их в королевский зал. Воины все еще несли вахту. Они собрались вокруг Кадлин и ее дочери. Эмерелль была тронута нежностью, с которой дети человеческие обращались друг к другу. И почувствовала себя лишней.

Она тихо покинула зал. На улице все еще лило. Туман рассеялся. Огонь почти потух. От руин валил густой дым. Собака возилась рядом с мертвецом. Трудно поверить, что целитель бросил факел на дом, где, как он полагал, находятся смертельно больные люди. На дом своей королевы! Люди навсегда останутся для нее загадкой.

Эмерелль услышала за спиной голоса. К ней на дождь вышла Кадлин. На плечах у нее был грубый зеленый шерстяной плащ.

— Спасибо, — сказала она просто, но так сердечно, что любое другое слово только исказило бы вложенные в него чувства.

— Я рада, что пришла вовремя, — ответила эльфийка.